Введение. Обозначение контекста

Владимир Соломонович Библер оказался в средоточии философии XX века. Достаточно сделать краткий обзор обсуждавшихся им тем, чтобы увидеть, как он постоянно «попадает в точку», угадывая те направления мысли, которые постоянно волновали его коллег философов в разных странах и писавших на разных языках. Этот тезис, конечно, требует серьезного обзора, который вовсе не является целью моей статьи. Я укажу лишь одну такую тему. Это тема другого. В разных философских направлениях она упорно возникает, обнаруживая разные повороты и смыслы: другое сознание, другой язык, другая культура. Наконец, просто другой (или Другой) как философская проблема [Сокулер 2008]. Попытка найти место Библера в контексте ушедшего столетия едва ли исчерпалась написанием приличной по объему книги («Владимир Соломонович Библер» в серии «Философия России второй половины ХХ в.» 2009 г.). Не имея возможности для такого труда, я лишь попробую задеть некие узлы названной проблематики, не привлекая большого числа текстов. Однако, рассчитывая на осведомленность читателя, я отважусь сразу на одно замечание, поскольку здесь мы обнаружим удивительную иллюстрацию важнейшей идеи Библера.

В самом деле обратим внимание на саму озабоченность темой другого. Выбрав тексты Владимира Соломоновича в качестве исходного пункта, мы получаем шанс двинуться в дальнее (причем неизвестно, насколько дальнее) путешествие по другим текстам. Так или иначе, пытаясь разобраться в теме, мы, поначалу следуя указаниям самого автора, должны будем освоиться с работами Бахтина, с неокантианской эстетикой вчувствования, с отношением Я – Ты у Бубера… Однако мы быстро выйдем за пределы прямых отсылок. Феноменологический анализ интерсубъективности тут также окажется актуален. Куда дальше? Логику дальнейшего движения предсказать трудно, но его продолжение неизбежно. Мы, конечно же, столкнемся с аналитической философией сознания, в которой, кстати, тема чужого сознания тесно связана с психофизической проблемой (вспомним знаменитый вопрос Томаса Нагеля: What is It Like to Be a Bat? [Nagel 1974]). С другой стороны, мы не избежим и разговора о другом языке, о разнородности языковых каркасов, о невозможности радикального перевода и об онтологической относительности. Тогда мы вспомним и о научных парадигмах, о несоизмеримости теорий, а также разнообразную критику этих подходов. Но есть и другое направление рассуждений, ведущее нас к вопросу об интеракционизме, языковым играм, теории коммуникативного действия. В какойто момент мы, возможно, незаметно для себя, покинем философию и перейдем в сферу социологического анализа. Или в антропологию, в изучение других культур (вспомним поздние работы К. Леви-Стросса [Леви-Стросс 2016]).

Более или менее осведомленный читатель укажет еще множество направлений, которые захватят весьма разнородные тексты. Стоит ли говорить, что нам придется выйти далеко за пределы XX столетия – актуальными окажутся и произведения (философские и не только), созданные в более отдаленном прошлом.