Обращение к славянским древностям и даже истокам славянства свойственны славистике как дисциплине, стремящейся определить свои границы. В отношении истоков и доисторической древности эти границы были трудно определимы, особенно когда речь идет о прародине славян и праславянском языке. Для археологов со времен Нидерле была очевидна сложность выделения праславянской культуры из общности «варварских» культур античной эпохи и римского мира к северу от Дуная. В отечественной лингвистике со времен А.А. Шахматова эта общность интерпретировалась как обширная балто-славянская: учитывалось родство славянских и балтских языков. Полемика вокруг степени этого родства и исторических связей славян и балтов продолжается в современной науке (см. работу Вяч. Вс. Иванова о начале этнической истории славян [1. С. 214–215]), но продуктивность сравнительно-исторического анализа этих языков для реконструкции истории и культуры балтов и славян в тот период, когда «внешние» письменные источники были скудны, безусловна. Пионерами в области этой реконструкции балто-славянской культуры стали Вяч. Вс. Иванов и В.Н. Топоров.

В 1958 г. В.В. Иванов выступил со статьей, посвященной самому известному персонажу архаической славянской культуры, Перуну, и этимологии имени Перуна в сравнении с именем балтийского громовника [2]. Первая книга соавторов – Иванова и Топорова – «Славянские языковые моделирующие семиотические системы» (М., 1965) основывалась еще преимущественно на славянском материале. Сложное название одновременно «скрывало» содержание книги, посвященной реконструкции древней славянской религиозной системы, и было вызывающим: семиотика и «моделирующие системы» не принимались официозной наукой, не мыслившей никакого моделирования вне производственных отношений и борьбы классов. 

Тем временем в мировой исторической науке наметился «лингвистический поворот» – историки обратились к стремлению понимать язык своих источников и процессы культурной коммуникации, объединяющие людей разных социальных страт и общностей. Участником и инициатором этого процесса в отечественной исторической науке был А.Я. Гуревич, подвергшийся гонениям за структурализм и отсутствие приверженности ортодоксальному марксизму. Но «процесс пошел», сформировалась тартуско-московская семиотическая школа и в контексте этого процесса следует рассматривать очередную книгу Иванова и Топорова, носившую более понятное для «массового читателя» название «Исследования в области славянских древностей» (М., 1974). 

Официозной советской науке чужды были не только лингвистические методы анализа источников – чужда была (и считалась рискованной) проблематика разнообразных «моделирующих систем», особенно религиозных. Это касалось и славян, и России (проблематика не только дохристианских верований, но и церковной истории была не в чести): исключением была разве что опубликованная в годы оттепели (1957 г.) книга С.А. Токарева «Религиозные верования восточнославянских народов XIX–начала ХХ века», но она не углублялась в славянскую древность и основывалась на данных этнографии.