It is mandatory to be extremely delicate and cautious in one’s conclusions

 
PIIS086956870005918-0-1
DOI10.31857/S086956870005918-0
Publication type Article
Status Published
Authors
Occupation: Senior Research fellow
Affiliation: Institute of Russian History, RAS
Address: Russian Federation, Moscow
Journal nameRossiiskaia istoriia
EditionIssue 4
Pages191-197
Abstract

         

Keywords
Received18.07.2019
Publication date05.08.2019
Number of characters21397
Cite  
100 rub.
When subscribing to an article or issue, the user can download PDF, evaluate the publication or contact the author. Need to register.
Размещенный ниже текст является ознакомительной версией и может не соответствовать печатной
1 Тема, за раскрытие которой В.В. Тихонов взялся в своей монографии, имеет огромное значение для понимания закономерностей и особенностей развития отечественных историографии и сообщества историков. Более того, её осмысление выводит за пределы собственно исторической науки. Она содержит эвристический потенциал для размышления о советской жизни в целом, так как в её основе – проблема социума и власти, их взаимоотношений и взаимовосприятия. Появление нового исследования, посвящённого этим сюжетам, можно только приветствовать.
2 Над проблемой «советская историческая наука и власть» российские историки работают уже более трёх десятилетий, накопив значительный исследовательский опыт и введя в оборот большой объём различных по своему характеру источников. Сегодня можно с уверенностью сказать, что появление в конце 1980-х гг. триады «историческая наука (история) – политика – идеология» явилось основным идейным обретением тех лет. Стремление отделить науку от политики и идеологии, «очистить» её, освободить исследования от фигур умолчания и Эзопова языка быстро получило распространение и поддержку в ведущих научных центрах страны. Прошёл ряд представительных международных конференций, в работе которых приняли участие ведущие отечественные и многие авторитетные зарубежные учёные.
3 Красной нитью в обсуждениях и последующих публикациях проходила идея критического пересмотра советской историографии с позиций выявления её зависимости от политики партии1. На первых порах главенствовала тенденция использовать в качестве исследовательского метода «чистый» марксизм, освобождённый от напластований сталинских и брежневских времён. Однако она оказалась кратковременной: развернулась критика марксизма как такового, начался поиск иных методологических оснований изучения истории. Закономерно в этой связи издание сборника статей «Советская историография»2, в которой провозглашалось, что вся советская историческая наука лишена научного содержания и является не более чем политико-идеологическим феноменом. 1. См., например: Россия в ХХ веке. Судьбы исторической науки. М., 1996; и мн. др.

2. Советская историография. Сборник статей / Под ред. Ю.Н. Афанасьева. М., 1996.
4 Нигилистический настрой значительной части историков соответствовал тому этапу в жизни России. В контексте всё более укоренявшейся концепции тоталитаризма наука советского периода воспринималась как жертва идеологии и монолит из застывших догм. Она a priori противопоставлялась власти, понимаемой как соединение партийного и государственного начал. Но постепенно такая трактовка начала отторгаться, проявился новый подход, предполагавший учёт сложных и неоднозначных отношений науки и власти, рассмотрение сообщества историков в разнообразии его поколений, школ, групп, личностей.
5 Автор тоже заявил об отказе от тоталитарной модели (с. 43). Однако в его монографии обнаруживают себя оба вышеназванных подхода. С одной стороны, историческая наука периода позднего сталинизма по-прежнему выступает пострадавшей стороной: «С определёнными оговорками феномен идеологических кампаний и их влияние на историческую науку можно рассматривать как столкновение двух неравных в своём могуществе сил: партийной и академической среды, их специфических культур» (с. 374). Наука предстаёт Троей середины ХХ в., партийные идеологи – хитрыми греками, а позиция самих историков – троянским конём: «Готовность историков быть частью сложившейся системы приводила к тому, что властные инстанции стремились проникнуть и легко проникали в научное сообщество» (с. 76). С другой стороны, справедливо отмечено, что «неверно было бы рассматривать эти события исключительно как вторжение партийных идеологов в жизнь учёных», поскольку «советская историческая наука оказывалась элементом партийной культуры того времени» (с. 374).

Number of purchasers: 2, views: 699

Readers community rating: votes 0

1. Dekabr'skij plenum TsK VKP(b) 1936 goda. Dokumenty i materialy / Sost. V.N. Kolodezhnyj, L.N. Dobrokhotov. M., 2017. S. 283–284.

2. Istorik i vremya. 20–50-e gody KhKh veka: A.M. Pankratova. M., 2000. S. 191.

3. Pankratova A.M. Politicheskaya bor'ba v rossijskom profdvizhenii 1917–1918 gg. L., 1927.

4. Pankratova A.M. Fabzavkomy i profsoyuzy v revolyutsii 1917 g. M.; L., 1927.

5. Pankratova A.M. Fabzavkomy Rossii v bor'be za sotsialisticheskuyu fabriku. M., 1923.

6. Rossiya v KhKh veke. Sud'by istoricheskoj nauki. M., 1996; i mn. dr.

7. Sovetskaya istoriografiya. Sbornik statej / Pod red. Yu.N. Afanas'eva. M., 1996.

8. Cherepnin L.V. A.S. Lappo-Danilevskij – burzhuaznyj istorik i istochnikoved // Voprosy istorii. 1949. № 8; Cherepnin L.V. Ob istoricheskikh vzglyadakh A.E. Presnyakova // Istoricheskie zapiski. T. 33. M., 1950.

Система Orphus

Loading...
Up