The Danger of Natural Resource Use: Fishery, King Crab and Nostalgia for the State in the Barents Region

 
PIIS086954150006189-7-1
DOI10.31857/S086954150006189-7
Publication type Article
Status Published
Authors
Affiliation: European University at St. Petersburg
Address: 6/1а Gagarinskaya Street, 191187, St. Petersburg, Russia
Journal nameEtnograficheskoe obozrenie
Edition№4
Pages13-28
Abstract

The article analyses the practices of private informal extraction of natural resources in connection with the discourse of governance and power relations circulating inside the coastal village community of the Barents region. The patchwork of local resource economy consists of fishery, king crab catching, reclaiming of the village lands (especially access to the river and seashore), and communicating with the tourists whose arrival is constantly changing the existing economic situation. The transformation of patterns of village management as well as dependence on natural resources in the early post-Soviet period shaped the perception of social life in the village as disordered and the area of natural resources exploitation as constantly dangerous. The main discursive effect of the contradiction between the perceived sense of “absence” of the state and situation of “hypergovernance” is the prevalence of nostalgic narratives that criticize the current governmental practices and idealize the total control of Soviet town-forming enterprises.

Keywordsinformal economy, natural resources, fishery, anthropology of state, nostalgic narratives, tourism, discourse analysis, Barents region
AcknowledgmentThis research was supported by the following institutions and grants: Khamovniki Foundation for the Support of Social Research [project no. 2016 009; 2017–2018] Russian Foundation for Basic Research, https://doi.org/10.13039/501100002261 [17–33–01057]
Publication date11.09.2019
Number of characters49464
Cite  
100 rub.
When subscribing to an article or issue, the user can download PDF, evaluate the publication or contact the author. Need to register.
Размещенный ниже текст является ознакомительной версией и может не соответствовать печатной
1 В августе 2017 г. самодеятельный хор п. Бережной выступал на ежегодном Дне коренных народов. Как и на большинстве российских территорий, в Баренц-регионе ансамблевая и декоративно-прикладная культурно-досуговая деятельность формирует устойчивые социальные сети — и тем не менее не все регулярные участники фестивалей знакомы друг с другом. Руководитель хора Бережного, заинтересованная привлечением новых самодеятельных артистов к своим поселковым мероприятиям, была вовлечена в переговоры с коллегами, когда одна из саамских исполнительниц обратилась к ней с вопросом: “Бережной, чего рыбы не привезли?”. На что руководитель сразу же ответила: “Нет рыбы, нельзя ловить. Ничего нельзя на этом белом Севере! Мужики только исподтишка ловят” (ПМА 2017). Фрагмент устойчивого презентационного текста Бережного, подходящий и для других “рыбных” поселков региона, вполне удовлетворил инициатора диалога своим соответствием общепринятым представлениям о локальной рыбодобыче. Этикетное отрицание практики через указание на отсутствие ресурса (“нет рыбы”) входит в привычное противоречие с реальной — чаще всего скрытой — рыбной ловлей и признанием ее в качестве эксплицитного знака доверия партнеру по коммуникации (“мужики только исподтишка ловят”). Наконец, особенно показательно двукратное употребление предикатива нельзя, содержащего в данном случае нелокализованную агентность — запрещающее действие, отсылающее опять же к расхожему представлению о злой воле, лишающей сообщество возможности добывать рыбу. Несмотря на грамматическую безличность конструкции, коммуниканты разделяли воображение неназванного агента запрета — государство.
2

В предложенной статье я рассмотрю практики неформального природопользования, характерные для сообщества небольшого п. Бережной, и отношения этого сообщества с тем, что в различных ситуациях категоризируется как государство. Бережной1 расположен в Баренц-регионе в 100 км от регионального центра, с которым связан частично асфальтовой, частично грунтовой дорогой. Муниципальное образование (МО) Бережной составляют два населенных пункта — Старый Бережной и Новый Бережной; по данным местной администрации на апрель 2017 г. всего в них проживал 851 человек (179 и 672 соответственно), в т.ч. около 400 пенсионеров и 114 детей в возрасте до 18 лет (ПМА 2017). Социальная инфраструктура рассредоточена между двумя поселками: в Новом расположены средняя школа (11 классов), детский сад, библиотека, аптека, администрация, православный приход, отделение почты и сбербанка, а также четыре частных магазина; в Старом находится Дом культуры, отделение библиотеки и два магазина. Кроме того, на территории МО функционируют несколько гостиниц, туристический комплекс, хостел, а также развиваются проекты базы отдыха и дайвингового центра. Полевую работу в Бережном я проводила в общей сложности в течение четырех месяцев — в 2012 г. (летом), в 2013 г. (зимой), в 2017 и 2018 гг. (летом). В этот период жители поселка были трудоустроены в локальных бюджетных учреждениях, на расположенной неподалеку ГЭС, на “ферме” в Старом Бережном (скромной наследнице колхоза советского времени), на рыбном заводе, с перебоями функционировавшем до 2017 г., или числились официально безработными. Подобная конфигурация занятости резко контрастировала с ситуацией советского времени, когда местное население работало на нескольких “градообразующих” предприятиях — в колхозе Старого Бережного и в судоремонтных мастерских Нового, — контролировавших поселковую инфраструктуру. Закрытие или деградация предприятий в 1990-е — начале 2000-х годов привели к ряду инфраструктурных катастроф, а также к резкому изменению форм занятости населения, в частности к массовому обращению к неформальной добыче природных ресурсов (таких как рыба или краб), продолжающейся и в настоящее время. Многими жителями экономическая ситуация в ранние постсоветские годы устойчиво оценивается как уход государства из поселка; некоторые из них считают, что государство в Бережном продолжает не существовать и сейчас.

1 В целях анонимности названия всех упоминаемых населенных пунктов и имена жителей изменены; название административно-территориальной единицы не указывается.

Number of purchasers: 4, views: 1488

Readers community rating: votes 0

1. Angé, O., and D. Berliner. 2014. Anthropology of Nostalgia — Anthropology as Nostalgia: Introduction. In Anthropology and Nostalgia, edited by O. Angé and D. Berliner, 1–15. New York: Berghahn Books.

2. Dunn, E. 2008. Postsocialist Spores: Disease, Bodies, and the State in the Republic of Georgia. American Ethnologist 35 (2): 243–258.

3. Foucault, M. 2005. Iskusstvo gosudarstvennogo upravleniia [Art of Government]. In Intellektualy i vlast’. Izbrannye politicheskie stat’i, vystupleniia i interv’iu [Intellectuals and Power: Selected Articles, Presentations and Interviews], by M. Foucault, 2: 183–211. Moscow: Praksis.

4. Gigova, I. 2013. The Good Life and Post-Communist Nostalgia. East European Politics 29 (4): 536–542.

5. Greenberg, J. 2011. On the Road to Normal: Negotiating Agency and State Sovereignty in Postsocialist Serbia. American Anthropologist 113 (1): 88–100.

6. Gupta, A. 1995. Blurred Boundaries: The Discourse of Corruption, the Culture of Politics, and the Imagined State. American Ethnologist 22 (2): 375–402.

7. Jansen, S. 2014. Hope For/Against the State: Gridding in a Besieged Sarajevo Suburb. Ethnos 79 (2): 238–260.

8. Hampshire, K., S. Bell, G. Wallace, and F. Stepukonis. 2004. “Real” Poachers and Predators: Shades of Meaning in Local Understandings of Threats to Fisheries. Society & Natural Resources 17 (4): 305–318.

9. Humphrey, C. 1991. “Icebergs”, Barter, and the Mafia in Provincial Russia. Anthropology Today 7 (2): 8–13.

10. Humphrey, C. 2010. Suverenitet i povsednevnost’: “sistema” marshrutnykh taksi v stolitse Buriatii [Sovereignty and Ways of Life: The Marshrut System in the Capital of Buryatia]. In Postsovetskie transformatsii v Aziatskoi chasti Rossii. Antropologicheskie ocherki [The Post-Soviet Transformations in Asian Region of Russia: Anthropological Essays], by C. Humphrey, 254–279. Moscow: Natalis.

11. Kim, J. 2016. Landscape, Memory, and the “Gaze of Others”: Becoming Nostalgic Subjects in a Post-Ingenio Cuban Village. Asian Journal of Latin American Studies 29 (4): 1–24.

12. Kivland, C.L. 2012. Unmaking the State in “Occupied” Haiti. PoLAR: Political and Legal Anthropology Review 35 (2): 248–270.

13. Kojanic, O. 2015. Nostalgia as a Practice of the Self in Post-Socialist Serbia. Canadian Slavonic Papers 57 (3–4): 1–18.

14. Nakhshina, M. 2012. “Without Fish, There Would Be Nothing Here”: Attitudes to Salmon and Identification with Place in a Russian Coastal Village. Journal of Rural Studies 28 (2): 130–138.

15. Scott, J.C. 1977. The Moral Economy of the Peasant: Rebellion and Subsistence in Southeast Asia. New Haven: Yale University Press.

16. Ssorin-Chaikov, N. 2012. Gobbs v Sibiri: sotsial’naia zhizn’ gosudarstva (iz knigi “Sotsial’naia zhizn’ gosudarstva v severnoi Sibiri”) [Hobbs in Siberia: The Social Life of the State (In Volume “The Social Life of the State in Subarctic Siberia”)]. Sotsiologiia vlasti 4–5 (1): 155–187.

17. Wilson, E. 2002. Est’ zakon, est’ i svoi zakony: Legal and Moral Entitlements to the Fish Resources of Nyski Bay, North-Eastern Sakhalin. In People and the Land: Pathways to Reform in Post-Soviet Siberia, edited by E. Kasten, 149–168. Berlin: Dietrich Reimer Verlag.

Система Orphus

Loading...
Up