All
 
|
 
 


Berlin and Bakhtin: Pluralism, Polyphony and Critic of Relativism
 
PIIS004287440007523-0-1
DOI10.31857/S004287440007523-0
Publication type Article
Status Published
Authors
Olga L. Granovskaya 
Affiliation: School of Arts and Humanities, of the Far Eastern Federal University
Address: Russian Federation, Vladivostok
Journal nameVoprosy filosofii
EditionIssue 12
Pages41-51
Abstract

This article examines the problem of the Russian philosophy unity and its embeddedness in the global semantic context by comparing the concepts of value pluralism and polyphony that underlie in the worldviews of two Russian thinkers – I. Berlin and M. Bakhtin. The points of their intellectual crossings are revealed: anti-dogmatism, pluralism, historicism. It comprehends the attitude of I. Berlin and M. Bakhtin to one of the central epistemological problems ‒ relativism, which is an inevitable consequence of the recognition of the plurality of the world. Both Bakhtin and Berlin are neither Platonists nor Essentialists, in their reasoning there are both universalist and anti-universalist elements, therefore both of them are often ranked as a relativistic camp. However, they themselves constantly resisted this definition for their own sake and for the sake of their philosophical heroes. The author demonstrates the commonality of their arguments against relativism, as well as the ways of their understanding of the problem of truth and objectivity for pluralistic worldviews. The basis of their conceptual constructions is the idea of intersubjectivity, expressed in the concepts of “Common horizon of values” (I. Berlin) and “The Other” (M. Bakhtin). Another common methodological requirement for Berlin and Bakhtin: maintaining the historical distance between the subject and the object of study. Historicism is also manifested in a constant “conversation” with a personified addressee or “second subject”. Bakhtin and Berlin are united by a style that has grown from a common understanding of philosophy, as a result of the activity of an active and self-creating person. They believed that the objective consistency and consistency of ideas appears as a result of their utterance.

KeywordsRussian philosophy, M. Bakhtin, I. Berlin, polyphony, value pluralism, antidogmatism, critic of relativism
AcknowledgmentThe work was supported by the Russian Foundation for Basic Research. Project No. 18-011-01132 ‘Crossroads of Cultures: European Philosophy with Russian Roots (on the Example of A. Koyre, A. Kozhev and I. Berlin)’.
Received10.12.2019
Publication date11.12.2019
Number of characters32474
Cite  
100 rub.
When subscribing to an article or issue, the user can download PDF, evaluate the publication or contact the author. Need to register.
Размещенный ниже текст является ознакомительной версией и может не соответствовать печатной
1 М. Бахтина и И. Берлина, не только как мыслителей, но и как преподавателей, прежде всего, объединяет интерес к природе и методологии гуманитарных наук, где релятивизм всегда имеет педагогический аспект. Историк, если не хочет стать простым компилятором, должен спрашивать себя не только о том, что произошло, но и думать о том, как видят эту ситуацию представители различных культур и обладатели противоположных взглядов [Berlin 2000b, 49]. Критика фундаментализма и монизма – одна из основных черт современной философии – остро ставит необходимость ответа на вопросы, долгое время волновавшие антропологов и преподавателей языка. Может ли субъект в принципе научиться говорить на языке другого мира, выражать этот мир? Должен ли я забыть себя, свой язык и просто имитировать другого или же я должен непредвзято пропускать новое знание через фильтр моего прошлого, стараясь во всем сохранять уникальность своей индивидуальности?
2 Отвечая на данные вопросы в одном из эссе, И. Берлин обращается к философии истории Дж. Вико. Он подчеркивает, что вера в воображение, имажинативное сопереживание, «эмпатическое проникновение» [Berlin 1989, 6], свойственные Вико, являются одними из релевантных методов исторического познания. Однако даже вооружившись фантазией, осуществляя историческую реконструкцию, понимающий субъект не может полностью перенестись из своей социокультурной среды в ситуацию автора текста, т.е. достичь такого вживания понимающего в понимаемое, что между ними не остается зазора.
3 В 1970 г. по просьбе журнала «Новый мир» прокомментировать современные подходы к исследованию литературы и культуры Бахтин написал короткое открытое письмо, где одобрял множество методов, критиковал упрощающие структуралистские модели и в итоге отмечал: «Существует… неверное представление о том, что для лучшего понимания чужой культуры надо как бы переселиться в нее и, забыв свою, глядеть на мир глазами этой чужой культуры» [Бахтин 1986, 353]. Известное вживание в чужую культуру «есть необходимый момент в процессе ее понимания» [Там же], при этом всегда необходимо помнить о потенциальной опасности излишней эмпатической идентификации, поскольку если бы понимание сводилось к ней одной, то «оно было бы простым дублированием и не несло бы в себе ничего нового и обогащающего» [Там же].
4 Историчность, согласно Берлину и Бахтину, неотъемлемая характеристика нашего существования, и она принципиально не снимается. Таким образом, в теории познания релятивизм преодолевается историзмом. Основная особенность их исторического стиля – интенциональность. Вместо того, чтобы подобно многим своим современникам выстраивать эмпирическую реальность из частей опыта, у каждого из них были свои литературные и философские герои. У Берлина в число этих мыслителей входили уже упомянутый Дж. Вико, А. Герцен и отдельное место в нем занимал Лев Толстой. Для Бахтина истина проверяется в мирах Рабле, Гете, Достоевского. Такая методологическая тактика, конечно, возможна, но недостаточна. Когда «объект» изучения становится личным другом и понимается изнутри, тогда увеличивается и степень сочувствия его идеям. Противоречия начинают казаться привлекательными, плохой характер или суждения эпизодическими, а определенные черты изучаемого предмета совсем исчезают, не замечаются или просто забываются. Так, Герцен для Берлина это только лишь либеральный мыслитель середины XIX в. (см. об этом: [Kelly 2000, 10]), а не видный утопист этого периода. Подобным образом, Рабле для Бахтина не кто иной, как мятежный шут и хранилище энергии народа, но не гуманист эпохи Возрождения. Однако для Берлина и Бахтина сопереживание любимому герою более важно, нежели объективность. Это внимание к персонифицированному адресату или «второму субъекту» еще одна особенность, делающая их непревзойденными мыслителями диалогического стиля.

Number of purchasers: 1, views: 2019

Readers community rating: votes 0 

1. Emerson, Caryl (1999) web ? ‘Isaiah Berlin and Mikhail Bakhtin: Relativistic Affiliations’, Symploke, 7, 1–2 // https://www.jstor.org/stable/i40023966 
2. Holquist, Michael Dialogue of History and Poetics, http://russianway.rhga.ru/upload/main/09_Holquist.pdf  (Russian Translation, 1990)
3. Kelly, Aileen (2000) ‘A Revolutionary Without Fanatism’, Ab Imperio, 3?4, pp. 9?26.
4. Makhlin, Vitaly L. In the Mirror of Non-absolute Sympathy, http://russianway.rhga.ru/upload/main/12_Makhlin.pdf  (in Russian)
5. Rachels, James (2009) web ? ‘The Challenge of Cultural Relativism’ // https://web.ics.purdue.edu/~drkelly/RachelsChallengeCulturalRelativism.pdf 
6. Sandel, Michael J. (1984) ‘Introduction’, Liberalism and Its Critics, New York University Press, N.Y, pp. 3?12.
7. Shchedrina, Tatiana G. (2015) ‘Feodor Stepun: Talk as a Form of Philosophical Life’, Voprosy Filosofii, Vol. 10 (2015), pp. 119–124 (In Russian).
8. Strauss, Leo (1961) web Relativism, http://dhspriory.org/kenny/PhilTexts/Strauss/Relativism.pdf  (Russian Translation, 2000)
9. Walzer, Michael (1986) ‘Introduction’, The Hedgehog and The Fox : An Essay on Tolstoy's View of History, Simon & Schuster, N.Y, pp. XII?XVII.
10. Williams, Bernard (1980) ‘Introduction’, Concepts and Categories, Oxford University Press, Oxford, pp. XVI?XVII.

Система Orphus

Loading...
Up