To the Question of the Cultural-historical Sense of Scientific Knowledge in the Report of M. Weber

 
PIIS004287440006030-8-1
DOI10.31857/S004287440006030-8
Publication type Article
Status Published
Authors
Affiliation: MPGU
Address: Russian Federation, Moscow
Journal nameVoprosy filosofii
EditionIssue 8
Pages33-37
Abstract

The article explored the epistemological background of the late work of M. Weber "Science as a vocation", which is relevant today, not only because in it the social dynamics of scientific knowledge and organization of the scientific community are consistently applied up to our time. According to the author, the significance of this report for modern epistemology and methodology is that it returns us today to the problem of the integrity and historical continuity of scientific knowledge, to the problem of progress in science. When Weber talks about science as a vocation, he actually raises the question of the cultural-historical sense of science as a holistic phenomenon. And although he accepts the neo-Kantian methodological distinction of the sciences of nature and culture, he nevertheless tries to show that as an inner regulator of a scientist, science always constitutes a holistic unity of professional vocation (which is fixed in the German language in one word Beruf). It is shown that the origins of such understanding of science as a holistic cultural-historical phenomenon were formed in Weber's early controversy with B. Kistyakovsky about the problem of causality in social and humanitarian knowledge.

Keywordscultural-historical epistemology, science, vocation, profession, M. Weber
Received08.09.2019
Publication date24.09.2019
Number of characters8733
Cite  
100 rub.
When subscribing to an article or issue, the user can download PDF, evaluate the publication or contact the author. Need to register.
Размещенный ниже текст является ознакомительной версией и может не соответствовать печатной
1 Доклад М. Вебера «Наука как призвание и профессия» по сути является его интеллектуальным завещанием, в котором он, описывая ситуацию в науке 1920-х гг., пытается осмыслить ее будущее. Причем оказалось, что его прогноз обладает весьма высокой предсказательной силой. Наука в течение всего ХХ века продолжала путь профессионализации, в результате превратилась в мощный социальный институт. И нам уже ясно видно, что «профессия» и «призвание» все сильнее расходятся. Сегодня мы могли бы Веберу задать вопрос: а что важнее для современной науки? Быть профессией или призванием? Казалось бы, очевидно, что Вебер жестко разводит эти две ипостаси науки, когда смотрит на историческую реальность, которая его окружает: «наука вступила в такую стадию специализации, какой не знали прежде, и …это положение сохранится и впредь» [Вебер 1990б, 707]. И тем не менее, читая доклад Вебера, мы можем увидеть, что в качестве, так сказать регулятива, для него выступает наука как целостный культурно-исторический феномен, в котором призвание и профессия тесно переплетаются. Можно даже назвать подобное явление «профессиональным призванием», которое существует в современном научном сообществе и, конечно, его можно было встретить во времена Вебера.
2 Да, он с горечью констатирует как «неизбежную данность», но вовсе не как идеал, к которому нужно стремиться, что современная ему наука «есть профессия, осуществляемая как специальная дисциплина и служащая делу самосознания и познания фактических связей, а вовсе не милостивый дар провидцев и пророков, приносящий спасение и откровение, и не составная часть размышления мудрецов и философов о смысле мира» [Вебер 1990б, 731]. Вывод этот он делает, опираясь на определенные методологические установки, которые сложились у него гораздо раньше, в 1900-е гг. в полемики с русским философом права Б. Кистяковским. На эту полемику уже обратил в свое время внимание известный российский социолог Ю.Н. Давыдов, посвятивший сопоставлению взглядов Вебера и Кистяковского основательную статью [Давыдов 2018]. Спор между ними развернулся по поводу проблемы исторической причинности в контексте осмысления неокантианской методологической программы, которая, по словам Давыдова, стала «революцией в области гуманитарных наук» [Давыдов 2018, 292]. И Кистяковский (еще в конце XIX века в диссертации [Kistiakowski 1899]), и чуть позже Вебер в статье «Критические исследования в области логики наук о культуре» [Вебер 1990а] задавались вопросом о том, какую функцию выполняет категория «возможное» в науках о культуре?
3 Для Кистяковского очевидно, что причинная связь всегда основана на долженствовании, причина всегда простая и она порождает конкретное действие (это классическое понимание причинности). «Мы добиваемся осуществления наших идеалов не потому, что они возможны, – пишет Кистяковский, – а потому, что осуществлять их повелительно требует от нас и всех окружающих нас сознанный нами долг» [Кистяковский 1902, 393] Именно это положение Кистяковского Вебер подвергает критике. Он полагает, что причинность имеет сложную структуру, ученые в процессе объяснения какого-либо исторического явления или факта могут выбирать причину из множества «объективных возможностей». Давыдов иллюстрирует эту мысль Вебера: «Имеется в виду такое понимание причинно-следственной связи, при котором она предстает не как непрерывная, в чем и выражается ее необходимость, а как “прерывистая”, или, во всяком случае, доступная такому ее “прерыванию” – в каждой точке, где в необходимую связь причин и следствий вторгается человек со своей калькуляцией и отбором “возможностей”. Индивид, “формующий” то или другое звено причинно-следственной цепи, каждый раз как бы начинает новый ряд причин и следствий – ряд, в начале которого лежит уже не “необходимость”, а “возможность”, целое поле таких “возможностей”, одна из которых становится “действительностью” при его, этого индивида, активном участии» [Давыдов 2018, 315]. Иными словами, Вебер выходит за рамки классической трактовки причинности, когда пытается прояснить методологический смысл работы ученого в науках о культуре. Он отчетливо понимал, что в науках о культуре предмет должен быть осмысленным (вспомним его «понимающую социологию» с «осмысленным действием»), и старался избежать жесткого эмпиризма, с одной стороны, и «фантазирующего» конструирования, с другой.

Number of purchasers: 2, views: 1556

Readers community rating: votes 0

1. Davydov, Yurii (2018) “Weber and Kistyakovsky. Experience of Microanalysis”, Philosophy of Law: P.I. Novgorodtsev, L. I. Petrazhitsky and B.A. Kistyakovsky, ed. by E. A. Pribytkova, Politicheskaya Encyklopedia, Moscow, pp. 291–339 (In Russian).

2. Pruzhinin, Boris I. (2014) ‘Cultural historical epistemology: conceptual possibilities and methodological perspectives’, Voprosy Filosofii, Vol. 12 (2014), pp. 4–13 (In Russian).

3. Pruzhinin, Boris I., Avtonomova, Natalia S., Bazhanov, Valentin A., Filatov, Wladimir P., Griftsova, Irina N., Kasavin, Ilya T., Knyazev, Viktor N., Lektorsky Vladislav A., Makhlin, Vitalii L., Mikeshina, Ludmila A., Olkhov, Pavel A., Porus, Vladimir N., Shchedrina, Tatiana G., Sorina, Galina V. (2016) “The Self-Integrity of Knowledge as a Problem of Modern Epistemology. Materials of Round Table”, Voprosy Filosofii, Vol. 8 (2016), pp. 20–56.

Система Orphus

Loading...
Up