Призвание или профессия? К вопросу о культурно-историческом смысле научного познания в докладе М. Вебера

В статье исследованы эпистемологические предпосылки поздней работы М. Вебера «Наука как призвание и профессия», которая оказывается актуальной сегодня не только потому, что в ней фактически последовательно промыслена социальная динамика научного познания и организации научного сообщества вплоть до нашего времени. По мнению автора, значимость этого доклада для современной эпистемологии и методологии состоит в том, что он возвращает нас сегодня к проблеме целостности и исторической преемственности научного знания, к проблеме прогресса в науке. Когда Вебер рассуждает о науке как призвании и профессии, он фактически ставит вопрос о культурно-историческом смысле науки как целостного феномена. И хотя он принимает неокантианское методологическое различение наук о природе и культуре, тем не менее пытается показать, что в качестве внутреннего регулятива ученого наука всегда составляет целостное единство профессионального призвания (что и фиксируется в немецком языке одним словом Beruf). Показано, что истоки такого понимания науки как целостного культурно-исторического феномена формировались у Вебера в ранней полемике с Б. Кистяковским по поводу проблемы причинности в социально-гуманитарном познании.

Ключевые слова

культурно-историческая эпистемология, наука, призвание, профессия, М. Вебер

Получено

08.09.2019

Дата публикации

24.09.2019

Кол-во символов

8733

Цитировать

ГОСТ	Щедрина Т. Г. Призвание или профессия? К вопросу о культурно-историческом смысле научного познания в докладе М. Вебера // Вопросы философии – 2019. – Выпуск №8 C. 33-37 [Электронный ресурс]. URL: http://ras.jes.su/vphil/s004287440006030-8-1 (дата обращения: 29.04.2024). DOI: 10.31857/S004287440006030-8
MLA	Shchedrina, Tatiana G "To the Question of the Cultural-historical Sense of Scientific Knowledge in the Report of M. Weber." Voprosy filosofii 8 (2019):33-37. DOI: 10.31857/S004287440006030-8
APA	Shchedrina T. (2019). To the Question of the Cultural-historical Sense of Scientific Knowledge in the Report of M. Weber. Voprosy filosofii (8), pp.33-37 DOI: 10.31857/S004287440006030-8

100 руб.

При оформлении подписки на статью или выпуск пользователь получает возможность скачать PDF, оценить публикацию и связаться с автором. Для оформления подписки требуется авторизация.

Оператором распространения коммерческих препринтов является ООО «Интеграция: ОН»

Размещенный ниже текст является ознакомительной версией и может не соответствовать печатной.


1	Доклад М. Вебера «Наука как призвание и профессия» по сути является его интеллектуальным завещанием, в котором он, описывая ситуацию в науке 1920-х гг., пытается осмыслить ее будущее. Причем оказалось, что его прогноз обладает весьма высокой предсказательной силой. Наука в течение всего ХХ века продолжала путь профессионализации, в результате превратилась в мощный социальный институт. И нам уже ясно видно, что «профессия» и «призвание» все сильнее расходятся. Сегодня мы могли бы Веберу задать вопрос: а что важнее для современной науки? Быть профессией или призванием? Казалось бы, очевидно, что Вебер жестко разводит эти две ипостаси науки, когда смотрит на историческую реальность, которая его окружает: «наука вступила в такую стадию специализации, какой не знали прежде, и …это положение сохранится и впредь» [Вебер 1990^б, 707]. И тем не менее, читая доклад Вебера, мы можем увидеть, что в качестве, так сказать регулятива, для него выступает наука как целостный культурно-исторический феномен, в котором призвание и профессия тесно переплетаются. Можно даже назвать подобное явление «профессиональным призванием», которое существует в современном научном сообществе и, конечно, его можно было встретить во времена Вебера.
2	Да, он с горечью констатирует как «неизбежную данность», но вовсе не как идеал, к которому нужно стремиться, что современная ему наука «есть профессия, осуществляемая как специальная дисциплина и служащая делу самосознания и познания фактических связей, а вовсе не милостивый дар провидцев и пророков, приносящий спасение и откровение, и не составная часть размышления мудрецов и философов о смысле мира» [Вебер 1990^б, 731]. Вывод этот он делает, опираясь на определенные методологические установки, которые сложились у него гораздо раньше, в 1900-е гг. в полемики с русским философом права Б. Кистяковским. На эту полемику уже обратил в свое время внимание известный российский социолог Ю.Н. Давыдов, посвятивший сопоставлению взглядов Вебера и Кистяковского основательную статью [Давыдов 2018]. Спор между ними развернулся по поводу проблемы исторической причинности в контексте осмысления неокантианской методологической программы, которая, по словам Давыдова, стала «революцией в области гуманитарных наук» [Давыдов 2018, 292]. И Кистяковский (еще в конце XIX века в диссертации [Kistiakowski 1899]), и чуть позже Вебер в статье «Критические исследования в области логики наук о культуре» [Вебер 1990^а] задавались вопросом о том, какую функцию выполняет категория «возможное» в науках о культуре?
3	Для Кистяковского очевидно, что причинная связь всегда основана на долженствовании, причина всегда простая и она порождает конкретное действие (это классическое понимание причинности). «Мы добиваемся осуществления наших идеалов не потому, что они возможны, – пишет Кистяковский, – а потому, что осуществлять их повелительно требует от нас и всех окружающих нас сознанный нами долг» [Кистяковский 1902, 393] Именно это положение Кистяковского Вебер подвергает критике. Он полагает, что причинность имеет сложную структуру, ученые в процессе объяснения какого-либо исторического явления или факта могут выбирать причину из множества «объективных возможностей». Давыдов иллюстрирует эту мысль Вебера: «Имеется в виду такое понимание причинно-следственной связи, при котором она предстает не как непрерывная, в чем и выражается ее необходимость, а как “прерывистая”, или, во всяком случае, доступная такому ее “прерыванию” – в каждой точке, где в необходимую связь причин и следствий вторгается человек со своей калькуляцией и отбором “возможностей”. Индивид, “формующий” то или другое звено причинно-следственной цепи, каждый раз как бы начинает новый ряд причин и следствий – ряд, в начале которого лежит уже не “необходимость”, а “возможность”, целое поле таких “возможностей”, одна из которых становится “действительностью” при его, этого индивида, активном участии» [Давыдов 2018, 315]. Иными словами, Вебер выходит за рамки классической трактовки причинности, когда пытается прояснить методологический смысл работы ученого в науках о культуре. Он отчетливо понимал, что в науках о культуре предмет должен быть осмысленным (вспомним его «понимающую социологию» с «осмысленным действием»), и старался избежать жесткого эмпиризма, с одной стороны, и «фантазирующего» конструирования, с другой.

Всего подписок: 2, всего просмотров: 1588

Оценка читателей: голосов 0

1. Давыдов 2018 – Давыдов Ю.Н. Вебер и Кистяковский. Опыт микроанализа // Философия права: П. И. Новгородцев, Л. И. Петражицкий и Б. А. Кистяковский / под редакцией Е.А. Прибытковой. М.: Политическая энциклопедия, 2018. С. 291–339.

2. Пружинин 2014 – Пружинин Б.И. Культурно-историческая эпистемология: концептуальные возможности и методологические перспективы // Вопросы философии. 2014. № 12. С. 4–13.

3. Пружинин и др. 2016 – Достоинство знания как проблема современной эпистемологии. Материалы “круглого стола”. Участники: Б.И. Пружинин, Н.С. Автономова, В.А. Бажанов, И.Н. Грифцова, И.Т. Касавин, В.Н. Князев, В.А. Лекторский, В.Л. Махлин, Л.А. Микешина, П.А. Ольхов, В.Н. Порус, Г.В. Сорина, В.П. Филатов, Т.Г. Щедрина // Вопросы философии. 2016. № 8. С. 20–56.