All
 
|
 
 


Anthropocentrism and Cosmocentrism in the New Russian Literature
 
PIIS241377150003916-0-1
DOI10.31857/S241377150003916-0
Publication type Article
Status Published
Authors
Maria Virolainen 
Occupation: Head of the Department of Pushkin Studies
Affiliation: Institute of Russian Literature (Pushkin House)
Address: Russian Federation, St.Petersnurg
Journal nameIzvestiia Rossiiskoi akademii nauk. Seriia literatury i iazyka
EditionVolume 78 Issue 1
Pages20-26
Abstract

This article describes a pattern in the evolution of modern Russian literature: between the 18th and 20th centuries, periods of cosmocentrism and anthropocentrism were constantly alternating.

The former include 18th century, Golden Age, Silver Age, and the era of postmodernism. In these periods, literature is free from mimetic similarity to reality; it builds its own autonomous universe organized according to certain laws, and develops its own language, different from the one commonly used. Periods of anthropocentrism are Karamzin’s sentimentalism, 19th century realism, realism and even socialist-realism of the 20th century. Choosing a human being as the central point of reference, literature in these periods focuses on different aspects of life – mental, intellectual, religious, and social. Psychologism flourishes. Intellectual, sensory and other perceptions of a person become the basis of the mimetic function. Writers are, for the most part, faithful to linguistic meanings of the words that coincide with the commonly used ones. Such a sequential alternation of these periods appears to be a form of self-regulation of culture as an organism, which requires a sharp shift to one of the two focal points to be compensated each time by a corresponding shift to the other. 

KeywordsRussian literature, self-regulation of culture, anthropocentrism, cosmocentrism
Received01.02.2019
Publication date15.03.2019
Number of characters21928
Cite   Download pdf To download PDF you should sign in
1 Представление о культуре как о живом организме, имеющее достаточно глубокие исторические корни, в ХХ столетии выдвигалось не раз. Бергсон включал духовную деятельность в процесс единой творческой эволюции, Шпенглер писал о культурах как организмах, проходящих все возрастные стадии, Леруа и Тейар де Шарден вводили понятие о ноосфере в контекст геобиологии и эволюционной теории, Вернадский считал ноосферу “новым состояниемˮ биосферы [4, c. 19], как часть биосферы рассматривал психосферу Чижевский, Флоренский говорил о пневматосфере, в рамках которой реализуется существование “особой части вещества, вовлеченной в круговорот культуры или, точнее, круговорот духаˮ [11, с. 194–195]1. 1. Письмо к В.И. Вернадскому от 21 сентября 1929 г.
2 Казалось бы, проблема периодизации литературного процесса достаточно далека от этого круга идей. Однако если рассмотреть ее под определенным углом зрения, выясняется, что в некоторых своих важнейших аспектах литература развивается как единый организм, проявляя характерные именно для организма свойства, в частности – свойство саморегуляции, диктующее достаточно последовательную, почти ритмичную смену доминирующих тенденций.
3 Чтобы описать одну из таких закономерностей, совершим беглый обзор ведущих тенденций литературного процесса трех последних столетий.
4 Назначение эталонной сферы, которую деятельно формировали писатели эпохи классицизма, конечно, не сводилось к представлению литературных нормативов. Главное назначение этой сферы заключалось в том, что она становилась зоной, в которой осуществлялось “идеальное самоосмыслениеˮ2 национальной истории и вписанного в нее человека – зоной, отторгнутой от бытового и житейского, вознесенной над ним. 2. Об “идеальном самоосмысленииˮ петровской культуры см.: [9, с. 246–247].
5 Высокое творчество предполагало особое состояние восторга, ис-торгающего поэта из нижней сферы и воз-носящего его в сферу высшую (см.: [1, с. 173–205])3. Не случайно абсолютный пик частоты появления слова “восторгˮ в поэтических контекстах приходится на последнюю четверть XVIII века. В текстах Ломоносова, Сумарокова, раннего Державина и даже раннего Жуковского дух поэта должен исполниться восторгом, чувства должны быть пленены, восхищены восторгом, который позволяет воспарить, предаться полету, тем или иным образом подняться в высшую область. 3. Здесь это продемонстрировано на примере ломоносовской оды.
6 Эту область ни в коем случае не следует отождествлять со сферой сакрального, оппозиция “земное–небесноеˮ не описывает ее специфику. Это зона все еще светской культуры, которая предстает как культурный универсум, разделившийся на два яруса: бытовой и поэтический, и только в последнем открывается возможность истинного освещения и осмысления событий, непосредственно текущих внизу. Можно сказать, что словесность формировала “эйдетическийˮ (в платоновском смысле) уровень, с которым соотносилось “пестрообразиеˮ жизни, и осуществляла это, не только следуя за ее течением, но и определяя его. Иными словами, литературное слово, с одной стороны, закрепляло за совершившимися событиями соответствующее государственной идеологии содержание, а с другой стороны, нередко направляло их ход. Примером может служить значение словесного творчества Феофана Прокоповича для разворачивания петровской культуры. Другим примером – “греческий проектˮ Екатерины II и Потемкина, опиравшийся на целый комплекс мифологизированных словесностью представлений о природе и назначении русско-греческих отношений (см.: [8, с. 31–122]). Новая культура, выделившаяся на фоне оставшегося за ее пределами национального бытия, оформлялась как замкнутый универсум, определяющим свойством которого было наличие “эйдетическойˮ сферы, вознесенной над областью текущей жизни.

Price publication: 0

Number of purchasers: 2, views: 1066

Readers community rating: votes 0 

1. Alekseeva, N.Iu. The Russia Ode: Development of Odic Form in the XVII-XVIII Centuries. St. Petersburg, 2005. (In Russ.)
2. Basinskiy, P.V. Maksim Gorky. Russian Literature of Fin de Siecle: (1890s – early 1920s). Moscow,  2001. Book 1. P. 505–539. (In Russ.)
3. Bitov, A.G. Time What for? To Spend it. Rossiiskaia gazeta. 2017. ¹ 7279 (113), May 25. (In Russ.)
4. Vernadskiy, V.I. The Naturalist’s Reflections. Moscow, 1977.  Book 2. (In Russ.)
5. Gippius, Z.N. Poetry. St. Petersburg, 1999. (The Poet's Library. Big Series). (In Russ.)
6. Gorkiy, M. Complete Works. Letters: In 24 Vols. Moscow, 2012. Vol. 15. (In Russ.)
7. Diogen Laertskii. On the Life, Teachings and Sayings of the Famous Philosophers. M.L. Gasparov’s Translation. 2nd Ed., Rev. Moscow, 1986. (In Russ.)
8. Zorin, A.L. Feeding the Double-Headed Eagle:
9. Literature and State Ideology in Russia in the Last Third of the XVIII – the First Third of the XIX Century. Moscow, 2001. (In Russ.)
10. Lotman, Yu.M.  Canonical Art as an Information Paradox. Lotman, Yu.M. Selected articles. Tallin, 1992. Vol. 1. P. 243–247. (In Russ.)
11. Markovich, V.M. I.S. Turgenev and the Russian Realistic Novel of the XIX Century. Leningrad, 1982. (In Russ.)
12. Correspondence of V.I. Vernadsky and P.A. Florensky. Novyi mir. 1989. ¹ 2. P. 194–203. (In Russ.)
13. Pliukhanova, M.B. Creativity of Tolstoy: Lecture in the Style of Yu.M. Lotman. L.N. Tolstoy: Pro et Contra. St. Petersburg, 2000. P. 822–857. (In Russ.)
14. Pushkin, A.S. Complete works. Moscow, Leningrad, 1937. Vol. 13. (In Russ.)
15. Slivitskaia, O.V. “A Heightened Sense of Life?: The World of Ivan Bunin. Moscow, 2004. P. 52–82. (In Russ.)
16. Slivitskaia, O.V. The Bunin Man as Cosmos and Personality. Time. Personality. Culture. Collection of Scholar Articles. St. Petersburg, 1997. P. 294–307. (In Russ.)
17. Toffler, E. The Third Wave. Moscow, 2004. (In Russ.)
18. Khanzen-Leve, A.A. Russian Symbolism: The System of Poetic Motives. Mythopoetic Symbolism of the Beginning of the Century. Space Symbols. St. Petersburg, 2003. (In Russ.)

Система Orphus

Loading...
Up