12 декабря 2017 г. Андрей Анатольевич Зализняк прочел в Институте славяноведения РАН доклад о берестяных грамотах, найденных в прошедшем сезоне; 16 декабря он провел занятие со студентами МГУ по исторической акцентологии русского языка, 24 декабря его не стало. Так он простился с двумя главными пространствами своей деятельности – Академией наук, где он проработал более полувека (с 1960 г.), и Московским университетом, с которым он был связан еще дольше – как студент (1952–1957), аспирант и преподаватель (с 1958 г.). Неожиданность его ухода повергла все научное сообщество в глубокую скорбь, в это невозможно было поверить, ведь к своим 82 годам А.А. Зализняк не успел состариться, он был легок и скор, полон молодого энтузиазма и интереса к жизни. Нам теперь предстоит осознать, что его жизнь окончилась, что он сделал то, что сделал, и сказал то, что успел сказать. Нам предстоит постичь логику его жизни во всей ее непоправимой завершенности. За время, прошедшее со дня его смерти, было сказано и написано много прекрасных слов – это были не только слова боли его осиротевших учеников и коллег, но и впервые произнесенные, но давно сложившиеся в сознании оценки трудов и личности ученого и его роли в отечественной филологии. Его имя ставили в один ряд с именами корифеев отечественной науки о русском языке – А.А. Шахматова, Н.Н. Дурново, Н.С. Трубецкого; его личность сравнивали с Моцартом и Пушкиным.

В 1957 г. 22-летний Андрей Зализняк вернулся в Москву после годичной стажировки в Париже, где он слушал лекции выдающихся лингвистов А. Марине, Э. Бенвениста, Л. Рену и др. и занимался изучением древних индоевропейских и восточных языков. В том, что из всех студентов филфака на стажировку в Париж командировали студента английской группы романо-германского отделения, была и случайность, но имелись и своя логика и закономерность: этот выбор был оправдан не только блестящими успехами Зализняка в учебе, но и его свободным владением французским языком и многими другими языками. Вернувшись из Парижа, он начал вести на филологическом факультете МГУ курс санскрита, а затем ведийского языка, древнеперсидской клинописи, несколько позже арабского языка, древнееврейского языка и лингвистических задач. Это были факультативные занятия, на которые собирались студенты разных курсов. В это время в Московском университете Вячеслав Всеволодович Иванов, учитель Зализняка, вел занятия по крито-микенским надписям, хеттской клинописи и читал курс введения в сравнительную грамматику индоевропейских языков (однако уже осенью 1958 г. он был уволен из МГУ за поддержку Пастернака и связь с Р. Якобсоном).

В 1960 г. Андрея Анатольевича, еще не окончившего аспирантуру, пригласили на работу в Институт славяноведения, в отдел славянского языкознания. Руководитель этого отдела, Самуил Борисович Бернштейн, озабоченный собиранием научной молодежи и уже добившийся зачисления в Институт таких ярких лингвистов, как В.А. Дыбо и В.М. Иллич-Свитыч, возлагал большие надежды на А.А. Зализняка и предложил ему заняться углубленным изучением славяно-иранских языковых контактов. Эта область славистики была (и остается) слабо разработанной, и молодой ученый с его глубокой и разносторонней индоевропейской лингвистической подготовкой был единственной надеждой Бернштейна. Но этой надежде не суждено было сбыться, потому что научные интересы Андрея Анатольевича лежали совсем в другой области.