Эта книга посвящена антропологии современного восточного христианства, и название точно передает ее суть: молитва, чувства, духовность и практики. В основе предлагаемой концепции книги анализ сенсорной религиозной субъективности (мы могли бы перевести чувственной, если бы это слово не оживляло не вполне подходящих коннотаций). Авторы пытаются с помощью определенных антропологических инструментов (того, что редактор называет sensory ethnography) понять глубинные основы православных духовных практик, представляющих собой что-то вроде нервной системы религиозности, когда последняя фиксируется на уровне ощущений (слуха, зрения, прикосновений) или — глубже — на уровне интуиций, вербально не проговариваемых, а проявленных иначе. Соня Люрман (Sonja Luehrmann) в нетривиально написанном введении говорит, что книга посвящена “миру чувств (sensory worlds) современной православной молитвы в его географическом и этнолингвистическом многообразии” (с. 2).

Редактор мыслит проект в рамках особого направления в антропологии религии — prayer studies. Молитва (prayer) здесь трактуется максимально широко (“in the widest possible sense”; c. 9): она включает слова, чувства и жесты, объединяет людей во время литургии, служит нитью между живыми и умершими и тем самым создает традицию — коммуникативную основу для связи времен и поколений. Через молитву верующий встраивается в отношения духовной власти (не только с Богом, но и со святым, духовником, священником). Так или иначе, пишет Люрман, молитва перестает быть просто произнесенным (промысленным) словом или формулой, она воспринимается как обладающая свойством соединять, связывать, переходить от одного к другому или ко многим другим, насыщать собой стены храма, перемещаться в пространстве с помощью разных носителей и средств, даже становиться объектом купли-продажи, т.е. превращаться в некую субстанцию (с. 21). Эта “субстантивация молитвы” и ее превращение в некую общую, связывающую духовность (здесь в памяти срабатывает ассоциация с идеей соборности), и есть то главное и особенное, что изучение восточного христианства1 вносит в prayer studies.

С самого начала напрашивается противопоставление этого типа духовного опыта протестантскому, который нацелен больше на индивидуальную, приватную молитву, эффективную и вне храма, напрямую обращенную к Богy, предполагающую невозможность какого-либо “манипулирования” ею и основанного скорее на идее радикального разрыва (между молящимся и Богом), чем на идее бесконечно наслаиваемой, наращиваемой традиции. Люрман подробно рассматривает компаративный сюжет в своей главе, сравнивая русские молитвенные практики, основанные на чтении (молитвословов, помянников, акафистов), со спонтанной евангелической и харизматической молитвой на языках (глоссолалии). Здесь, однако, автор неожиданно обнаруживает “удивительное сходство” православной и протестантской традиций: во-первых, сочетание в процессе молитвы общинного и индивидуального опыта и, во-вторых, сведение молитвы через постоянное повторение к автоматизму, когда главенствуют голос и звук — та самая сенсорная субстанция (с. 121, 135–136).