Нет в профессиональном лексиконе философов выражения более уничижительного и оскорбительного, чем обвинение в субъективизме и субъективности при рассмотрении каких-либо проблем, особенно проблем философских, касающихся, в первую очередь, исследований сущности науки и научного, профессионального и обыденного познания. Вот что, например, категорически утверждает петербургский профессор Л.В. Шиповалова: «Объективность как независимость от субъекта вводится в эпистемологии в качестве критерия научности, поскольку ученый, по крайней мере с начала XIX века, занимаясь научной работой, стремится стереть всякое присутствие субъективности в визуальных изображениях или концептуальных описаниях объекта, в теоретических объяснениях или экспериментальных подтверждениях» [Шиповалова 2015, 13].

Объективность – вот главный критерий научности, фундаментальный признак научного познания. В духе преклонения перед объективностью в большинстве современных университетов воспитывается студенческая молодежь. В обязательных университетских курсах по философии субъективность и субъективизм познания и деятельности предаются анафеме, а принципиально важное различие между двумя этими понятиями, как правило, игнорируется. А, между тем, субъективизм – это характеристика определённых философских взглядов и направлений, тогда как субъективность – свойство человеческой ментальности вообще. Она, по моему убеждению, не может быть изгнана из самой социальной реальности, не может быть удалена из социально значимой деятельности. При этом следует подчеркнуть, что философский субъективизм вовсе не исключает рациональность. К слову сказать, основоположник нововременного философского рационализма Р. Декарт был в то же время создателем нововременного субъективизма. В своей крайней форме, в форме берклианского солипсизма, субъективизм, разумеется, неприемлем.

Замечу, кстати, что с критерием абсолютной, бескомпромиссной объективности как отличительной чертой науки, тоже не все просто. В самом деле, один из авторов вполне нормального учебного пособия утверждает: «Частные науки обращены к явлениям и процессам реальности, существующим объективно, вне человека, независимо ни от человека, ни от человечества» [Лешкевич 2011, 35]. Подобных взглядов придерживается большинство университетских преподавателей философии, а также авторов научных монографий и статей по философии науки и теории познания, а между тем такие важные в теоретическом и практическом планах «частные науки», как психология, психиатрия, психоанализ, когнитология, нейрофизиология, педагогика и другие имеют преимущественно дело с человеческой субъективностью, которая, естественно, зависит и от человека, и от человечества в целом.

С человеческой субъективностью имеет дело, кстати, и большинство традиционных философских учений, возможно, именно поэтому некоторые философы сами считают, что философия не наука и иногда лишь высказывают, подобно Гегелю, слабую надежду, что философия когда-нибудь сможет уподобиться науке. Гегель по этому поводу писал: «Истинной формой, в которой существует истина, может быть лишь научная система её. Моим намерением было – способствовать приближению философии к форме науки – к той цели, достигнув которой, она могла бы отказаться от своего имени любви к знанию и быть действительным знанием» [Гегель 2007, 10]. И как бы возражая Гегелю, спустя почти сто лет Гуссерль утверждал: «Я не говорю, что философия – несовершенная наука, я говорю просто, что она еще вовсе не наука…» [Гуссерль 2000, 669].