All
 
|
 
 


Sovereignty as a Way Out of Collective Anxiety: the EU’s Discourse on Money, Health, and Food
 
PIIS086904990025763-1-1
DOI10.31857/S086904990025763-1
Publication type Article
Status Approved
Authors
Tatiana Romanova 
Occupation: Associate Professor
Affiliation: Saint Petersburg State University
Address: Saint Petersburg 193060 Russia, ul Smolnogo 1/3 (entrance 8)
Gleb V. Kotsur
Occupation: assistant
Affiliation: Saint Petersburg State University
Address: Russian Federation
Abstract

The European Union (EU) has developed as an actor, which overcomes national sovereignty in the global politics. Yet, as of 2017 the EU has used the ‘sovereignty’ category at the supranational level, both in general (with epithets ‘strategic’ or ‘European’), and in combination with ‘sectoral’ adjectives. The goal of this article is to demonstrate that the later use can be examined as the EU’s work with collective anxiety, which results from various challenges that cannot be controlled. The anxiety is examined in the context of emotion culture with the focus on public images of sentiments. Sovereignty is understood as a set of actions targeted at drawing the border between the internal and the external, at establishing some autonomy. Empirically the article examines three cases: challenge of technological companies and monetary sovereignty; pandemic threat and health sovereignty; problems in global agricultural trade and food sovereignty. In each case elements of the EU’s collective anxiety are described; sovereignty as a system of actions to address anxiety is identified; the overall support for this work in the EU is revealed. The cases allow drawing conclusions on where ‘sectoral’ sovereignty helped the EU to limit the collective anxiety. Yet, the successful incorporation of sovereignty in the EU’s discourse does not mean complete overcoming of anxiety; rather dialectic relations between collective anxiety and sovereignty emerge with each of the two components prevailing interchangeably.

Keywordssovereignty, emotions, anxiety, European Union, digital currency, pandemic, food problem
AcknowledgmentThis work was supported by Russia Science Foundation (RSF) grant (project No 22-28-00682, https://rscf.ru/project/22-28-00682/).
Received26.05.2023
Number of characters34497
100 rub.
When subscribing to an article or issue, the user can download PDF, evaluate the publication or contact the author. Need to register.
Размещенный ниже текст является ознакомительной версией и может не соответствовать печатной
1 В последнее время в Европейском союзе (ЕС) все чаще используется категория «суверенитет». Это происходит, несмотря на то что ее традиционно связывают с государством, а европейская интеграция исторически была нацелена на преодоление национальных суверенитетов стран-участниц. В связи с этим ЕС даже рассматривался как постсуверенный [Maccormick 1999] или позднесуверенный [Walker 2003] актор. Сегодня, с одной стороны, представители Евросоюза пытаются раскрыть значение категории «стратегический суверенитет» [Романова 2021], а с другой, – активно применяют эту категорию в сочетании с «секторальными» прилагательными. Так появились, например, суверенитет в области здравоохранения (health sovereignty), технологический суверенитет (technological sovereignty), цифровой суверенитет (digital sovereignty), энергетический суверенитет (energy sovereignty), зеленый суверенитет (green sovereignty), продовольственный суверенитет (food sovereignty), суверенитет в области удобрений (sovereignty over fertilisers), монетарный суверенитет (monetary sovereignty), суверенитет в области космоса (space sovereignty). Некоторые «секторальные» суверенитеты прорабатываются подробно (например, технологический, цифровой). Другие же используются в определенный (кризисный) момент, когда неизвестность и непредсказуемость относительно долгосрочного развития провоцируют коллективную тревогу. Цель данной статьи – продемонстрировать, что «секторальный» суверенитет ЕС часто использует для работы с коллективной тревогой. Наша гипотеза состоит в том, что ЕС использует суверенитет, чтобы снизить тревогу. Эта категория позволяет мобилизовать комплекс действий, включающий усиление границ между ЕС и другими, разделение на внутреннее (свое, контролируемое) и внешнее (другое, враждебное) пространство, достижение некоторой автономности от мира. При этом инкорпорация дискурса суверенитета зависит от того, насколько тревогу и суверенитет как ответ на нее разделяют игроки ЕС, а не от степени интегрированности соответствующей сферы. Для иллюстрации мы выбрали три недавних и не связанных друг с другом кейса: монетарный суверенитет, суверенитет в области здравоохранения и продовольственный суверенитет. Выбор обоснован, прежде всего, стремлением проиллюстрировать нашу гипотезу на примере разных угроз (это технологии, пандемия и действия других международных акторов). Кроме того, кейсы отличаются интенсивностью и широтой использования языка суверенитета. Три наших случая также не похожи и по тому, как разделяются компетенции внутри ЕС: монетарный и продовольственный характеризуются сильным наднациональным уровнем, тогда как вопросы здравоохранения остаются в совместном ведении ЕС и стран-членов и до 2020 г. мало попадали в сферу внимания коммунитарных институтов. Вначале мы осветим теоретико-методологическую основу нашей работы, затем последовательно рассмотрим три наших кейса и, наконец, обобщим результаты нашего исследования. 
1. Agnew, J. (2018) Globalization and Sovereignty. Beyond the Territorial Trap. 2nd Ed. Lanham: Rowman & Littlefield.
Bartelson, J. (1995) A genealogy of sovereignty. Cambridge: Cambridge University Press.
Bodin, J. (1962) Six books on the Commonwealth. Oxford: Basil Backwell.
Collins, R. (2004) Interaction ritual chains. Princeton: Princeton university press.
Crawford, N. C. (2014) Institutionalizing passion in world politics: Fear and empathy // International Theory. Т. 6. №. 3. С. 535-557.
Epstein, S. (1972). The nature of anxiety with emphasis upon its relationship to expectancy. In C. D. Spielberger (ed.), Anxiety: Current trends in theory and research. New York: Academic Press. Vol. 2. Pp. 291−337.
Frankel, J. (2002) Exploring Ferenczi's concept of identification with the aggressor: Its role in trauma, everyday life, and the therapeutic relationship // Psychoanalytic Dialogues. Vol. 12. №. 1. P. 101-139.
Freud A. (1993) Psihologija «Ja» i zashhitnye mehanizmy [The Ego and the Mechanisms of Defense]. M.: Pedagogika (in Russian).
Geertz, С. (1973) The Interpretation of Cultures. New York: Basic Books. 
Koschut, S. (2017) The structure of feeling – emotion culture and national self-sacrifice in world politics // Millennium. Vol. 45. № 2. P. 174–192.
Kövecses, Z. Metaphor and emotion: Language, culture, and body in human feeling. – Cambridge University Press, 2003.
MacCormick, N. (1999) Questioning Sovereignty: Law, State, and Nation in the European Commonwealth. Oxford: Oxford University Press.
MacLeod, C., Rutherford E. M. (1992) Anxiety and the selective processing of emotional information: Mediating roles of awareness, trait and state variables, and personal relevance of stimu // Behaviour research and therapy. Vol. 30. №. 5. Pp. 479-491.
Nussbaum, M. C. (2016) Anger and Forgiveness: Resentment, Generosity, Justice. Oxford: Oxford University Press.
Plamper J. (2018) Istorija jemocij [The History of Emotions]. M.: Novoe literaturnoe obozrenie (in Russian).
Romanova T.A. (2021) Diskurs o suverenitete Evropejskogo sojuza: soderzhanie i posledstvija [The EU’s Discourse on Sovereignty: Content and Consequences] // Sovremennaya Evropa. 2021. № 5. Ss. 32-44 (in Russian).
Wæver, O. (1996) European security identities // Journal of Common Market Studies. Vol. 34, No 1. P. 103-132.
Walker, N. (2003) Late Sovereignty in the European Union. In: Sovereignty in Transition. N. Walker (ed.). Oxford: Hart. 
Weber, C. (1995) Simulating Sovereignty: Intervention, the State and Symbolic Exchange. Cambridge University Press, Cambridge.
Wendt, A. (2004) The state as person in international theory // Review of International Studies. Vol. 30, No 2. P. 289-316.
Zorin A. (2016) Pojavlenie geroja: iz istorii russkoj jemocional'noj kul'tury konca XVIII–nachala XIX veka [The Emergence of Heroe: from the Russian emotional history of the end of 18th – beginning of the 19th century]. M: Novoe Literaturnoe Obozrenie (in Russian).

Система Orphus

Loading...
Up