В настоящей статье предпринимается попытка на основании анализа некоторых архивных документов, а также дневникового, публицистического и мемуарного наследия Русского Зарубежья 1920-х годов рассмотреть образ Лиги Наций, сложившийся в дискурсе его представителей в наиболее трудный для них период психологической и социально-бытовой адаптации на чужбине. C 1921 г. ключевая роль в урегулировании важнейших проблем существования этих людей вне родного государства, включая определение будущего правового статуса россиян-апатридов, стала принадлежать первой международной организации безопасности и ее Верховному комиссариату по делам русских беженцев во главе с Ф. Нансеном. Сами эмигранты могли принимать лишь опосредованное участие в данной работе, что, разумеется, не могло не отразиться на их общем отношении к Лиге Наций. С одной стороны, они отдавали должное личному бескорыстию и выдающейся энергии Нансена, но с другой — не скрывали своего разочарования в связи с его сотрудничеством с властями Советского государства в деле организации срочной помощи жертвам голода в России. Кроме того, многие деятели Русского Зарубежья считали ошибочным мнение этого человека о репатриации как о наиболее эффективном решении проблемы беженцев, а также сетовали на то, что в повестке Лиги т.н. «русский вопрос» изначально не имел первостепенного значения. Однако, несмотря на достаточно критическое отношение эмигрантов в начале 1920-х годов к отдельным аспектам функционирования исторической предшественницы ООН в целом и ее специализированного учреждения по беженским делам в частности, большинство из них искренне полагали, что без вмешательства Лиги Наций в судьбу Зарубежной России спасение последней не представлялось возможным.