РУСОФОБИЯ В КОНТЕКСТЕ СОЦИАЛЬНОЙ СТИГМАТИЗАЦИИ

 
Код статьиS086904990025277-6-1
DOI10.31857/S086904990025277-6
Тип публикации Статья
Статус публикации Одобрена к публикации
Авторы
Должность: профессор
Аффилиация: Дальневосточный государственный университет путей сообщения
Адрес: Российская Федерация,
Аннотация

Русофобия в современных условиях становится главным идеологическим вектором в отношении ко всему русскому и к России в целом со стороны коллективного Запада. Принадлежность к российской культуре и цивилизации в настоящее время выступает определенным основанием для последовательной стигматизации, что деструктивно влияет на массовое западное сознание. Целью статьи является анализ русофобии как крайней формы стигматизации. Впервые анализ русофобии осуществлен в контексте проблем социальной стигматизации. Утверждается, что русофобия представляет собой разновидность фобии, суть которой состоит в том, что ее носитель, по сути, боится потерять свою собственную идентичность. Кроме того, именно этот страх инициирует стигматизационные процессы, которые направлены на «культуру отмены» или, скорее, отмену богатейшей русской культуры. Анализ причин и факторов, определяющих распространение русофобии, позволяет говорить о ее временном характере.

Ключевые словастигма, социальная стигматизация, русская культура, русофобия, дискриминация
Получено17.04.2023
Кол-во символов40506
100 руб.
При оформлении подписки на статью или выпуск пользователь получает возможность скачать PDF, оценить публикацию и связаться с автором. Для оформления подписки требуется авторизация.

Оператором распространения коммерческих препринтов является ООО «Интеграция: ОН»

Размещенный ниже текст является ознакомительной версией и может не соответствовать печатной.
1 РУСОФОБИЯ В КОНТЕКСТЕ СОЦИАЛЬНОЙ СТИГМАТИЗАЦИИ
2 Последний год стал для России и россиян «точкой невозврата», что проявилось, с одной стороны, в формировании крайне недружественного отношения и попытках всесторонней изоляции России со стороны европейских и американских государств, а с другой, в запрете и изгнании всего «русского» в рамках широких международных взаимодействий. Такая ситуация демонстрирует не только политическую ангажированность значительной части мирового сообщества, но и отсутствие глубоких традиций тесного социокультурного международного сотрудничества, лишенного политико-экономического фундирования. В нашей статье мы не будем оценивать военно-политические решения и действия, связанные с СВО. Это сфера ответственности высшего руководства государства. Наша задача состоит в выявлении социокультурных причин, условий русофобии в контексте социальной стигматизации, а также в определении факторов и дальнейших тенденций ее существования. Стигматизация представляет собой особую форму социального взаимодействия, при которой люди «квалифицируют», «трактуют» действия, поступки, поведение других. Зарождение теории социальной стигматизации в первой половине прошлого века связано с развитием социологического учения символического интеракционизма. Его основоположник Дж. Г. Мид рассматривал общественную жизнь как серию интеракций – социальных ситуаций и типичных реакций людей на поведение окружающих. Традиционно основаниями стигматизации («навешивания ярлыков») выступает выходящее за пределы общепринятого («нормального») поведение человека – алкоголизм, наркомания, проституция, нетрадиционная сексуальная ориентация, психические отклонения и т.п. Кроме того, часто причиной «клеймения» становятся отдельные дефекты внешности: ожирение, признаки инвалидности, увечья и т.п. Нередко для индивида последствия стигматизации становятся судьбоносными: стигма определяет дальнейшую жизненную стратегию личности, ограничивая возможности нормального развития, реализации духовного потенциала, успешной коммуникации с другими субъектами. В этом смысле стигма является серьезным препятствием для нормальной социализации индивида. Она способна оказать определяющее влияние на формирование общественного мнения и оценки относительно конкретной личности, либо группы лиц. И для того, чтобы изменить сложившееся мнение, необходимо в корне изменить устоявшееся негативное отношение в массовом сознании. Научно-исследовательский интерес к проблеме стигматизации первоначально возник у представителей психологии и психиатрии. В своей работе «Стигма: заметки по управлению испорченной идентичностью» (1963) американский социолог Ирвинг Гофман использует это понятие, прежде всего, применительно к психически больным. Для И. Гофмана социальная стигма – это некоторый атрибут, который сильно дискредитирует его обладателя в умах окружающих по сравнению с нормальным человеком [Бовина, Бовин 2013]. Однако, исследуя мир стигматизированных психически больных и их жизнь в пределах тотальных институций, автор пытается распутать ткань социальности. Психиатрический дискурс Гофмана, имея самостоятельную ценность в рамках критической теории психиатрии и развития антипсихиатрии, с его вниманием к межличностной интеракции и законам социального взаимодействия, является органичной частью его социологического проекта. Именно в его психиатрических работах перед нами предстает неразрывное сплетение интереса к социальному взаимодействию и способности проникать в глубины внутреннего мира человека [Власова 2011]. По мере накопления опыта изучения процесса стигматизации сформировались относительно самостоятельные направления исследования, среди которых отметим следующие. Социально-психологические исследования определяют стигматизацию как фактор, который препятствует развитию способностей, достижению социального статуса и социальной успешности; деформирует возможности построения жизненной стратегии личности как на ближайшую, так и на отдаленную перспективу; способствует закреплению и развитию социального неравенства. Социолого-криминологические и уголовно-правовые исследования стигматизации предполагают обращение к проблемам ее влияния на формирование девиантной личности, на повышение уровня преступности, как в реальной действительности, так и в виртуальном пространстве. Особое значение такие исследования в настоящее время придают стигматизационным действиям в отношении молодежи, прежде всего, в виртуальной среде, нередко приводящим к катастрофическим последствиям для стигматизируемого, вплоть до суицида. Социальная медицина – область медицины, которая изучает влияние социальных факторов на состояние здоровья общества и его отдельных групп и разрабатывает научно-обоснованные рекомендации по устранению вредных для здоровья факторов. Стигматизация по отношению к здоровью приводит к формированию «бракованной идентичности» (стигмы особенностей развития, стигмы медикаментозных зависимостей, стигмы орфанных и социально значимых заболеваний). Стигма по отношению к здоровью может негативно сказываться на качестве медицинской помощи, приводить к отказам от обращения за медицинской помощью, формировать социальные дистанции и критическое отношение носителей стигмы к стигматизирующему обществу. Особую остроту актуальность подобных исследований приобретает в период массовых эпидемий, как, например, в период пандемии COVID-19. Социально-философские исследования обеспечивают комплексный характер изучения закономерностей, связанных с проявлениями и последствиями социальной стигматизации в обществе, позволяют выявить ее амбивалентный характер. Социологические исследования стигматизационных процессов, прежде всего, обращают внимание на свойство стигматизации выступать десоциализирующим фактором, мешающим нормальной социализации личности и нарушающим механизм ее социальной идентификации [Стигматизация и ее проявления в современном обществе 2020]. Стигматизация нередко приводит к дискриминации, то есть к реальным действиям, ограничивающим права какой-то группы. Так, например, люди, приехавшие в столицу из провинции, получили ярлыки «провинциалы» или «понаехавшие». Считается, что они менее культурны, чем местные жители, что можно считать стигматизацией, ведущей к дискриминации. Хотя в цивилизованных странах явная стигматизация и связанная с ней дискриминация обычно запрещены законом, либо осуждаются культурой, практически любое общество насыщено подобными стигмами [Пухальская 2010, с. 177]. Вместе с тем, феномен стигматизации, в силу своей многоаспектности, нуждается в междисциплинарном подходе. Это, на наш взгляд, позволит, во-первых, раскрыть истинные причины формирования данного явления (зачастую скрытые от внимания представителей отдельных направлений исследования); во-вторых, более комплексно и всесторонне описать его во всем его факторном многообразии; в-третьих, более адекватно объяснить тенденции его развития; в-четвертых, выработать способы противодействия его наиболее негативным, деструктивным формам. Мы подошли к основной гипотезе нашего исследования: современная русофобия, как негативное отношение ко всему русскому, представляет собой крайнюю форму стигматизации и создает серьезные препятствия для интеграции россиян в мировое социокультурное пространство, агрессивные же формы русофобии представляют собой реальную угрозу для нашей страны. Более того, официальная государственная поддержка оголтелой русофобии (что в настоящее время многими зарубежными политическими лидерами рассматривается в качестве «повседневной повестки», является своеобразной нормой) во многом идет в разрез с подлинными интересами населения тех стран, в которых она осуществляется, деструктивно влияет на массовое западное сознание. Согласимся с мнением ученых, согласно которому под русофобией понимается негативное отношение к русскому этносу, государственности, истории, культуре, к любому элементу Русского мира, которое исторически сложилось в странах коллективного Запада и сегодня используется как инструмент западной пропаганды и информационной войны против нашей страны [Журавлева, Зарубина, Ручкин 2020]. Природа русофобии, как и всякой фобии, коренится в страхе. Следует заметить, что состояние страха не стоит рассматривать как нечто неестественное, излишнее, унижающее или позорящее того, кто его испытывает. Это вполне нормальное чувство, которое возникает у человека при прямом столкновении с любой опасностью. Преодоление страха требует от человека принятия волевого решения, определенных сознательных действий, поступков, по мере осуществления которых человек способен справиться с охватившими его негативными эмоциями. В отличие от страха, фобия представляет собой расстройство специфического характера, что характеризуется наличием тревожности, беспокойства, неконтролируемыми негативными переживаниями. Фобические состояния, как правило, провоцируют панику, что усиливает, развивает и закрепляет их протекание, а попытки их преодоления не приносят позитивного результата. Русофобия – специфическая экзистенциальная фобия. Носитель русофобии боится потерять свою собственную идентичность, ужасается собственной никчемности, мучительно переживает собственную ничтожность, страшится быть раздавленным и порабощенным, он панически боится за собственную жизнь, его гложет тревога персонального (субъектного) исчезновения. Но в этом он никому и никогда не признается. Более того, он не признается в этой своей экзистенциальной драме даже самому себе. Чтобы преодолеть или минимизировать эти навязчивые неадекватные состояния, он осуществляет ментальную транспозицию: «не я плохой (больной), а они (все) плохие (больные); я – велик, они – ничтожны». В русской культуре есть ряд характерных пословиц, образно описывающих такую ситуацию – «валить с больной головы на здоровую», «на воре и шапка горит», «гордость пучит, скромность учит», «не смейся, горох, над бобами: будешь и ты под ногами», «не гляди высоко, запорошить око» и пр. Для русофобов русская культура (русская цивилизация) вызывает страх подчинения, подавления, боязнь за собственную жизнь (сытую, спокойную, размеренную, комфортную), которая, как правило, и осуществляется за счёт других культур (людей, стран, государств, народов). Это боязнь исторической справедливости, страх возмездия. С.Г. Кара-Мурза подчеркивает, что русофобия прочно укоренена в европейском сознании и имеет многовековую историю: «Это большая идеологическая концепция, составная часть евроцентризма – лежащей в основе западного мировоззрения доктрины, согласно которой в мире имеется одна цивилизация – Запад (не в географическом, а в культурном смысле)» [Кара-Мурза 2015]. В настоящее время проявления русофобии − чрезвычайно разнообразны и охватывают, по сути, все сферы общественных отношений, включая бытовой уровень, спорт, культуру, инвестиционную область экономики и пр. При этом существенный рост качественных и количественных параметров русофобии пришелся на формирование и эскалацию украинского кризиса [Хмелевский 2017]. Так, директор швейцарского образовательного центра «ISSAL» М. Фрайбургхаус, отказавшийся взять на работу квалифицированного преподавателя из России из-за того, что женщина − русская, дал интервью каналу «La Télé». По словам Фрайбургхауса: «это − наш метод, наш единственный способ выступить против политики России на Украине. Речь идет о санкциях, а тот факт, что под удар попадают и ни в чем не виноватые люди, − обычное для санкций дело. Я не пытаюсь никого подвергать дискриминации − кроме политики России. Но, видите ли, поскольку расплачивается именно эта женщина, значит, дискриминации подвергается конкретно она, а не Россия… Понятно, что если я стану отказывать всем кандидатам на вакансию преподавателя из стран, которые ведут несправедливую политику и неправильно реагируют на провокации, вести дела будет сложно. Ведь и США, и Британия, и Франция не всегда ведут абсолютно правильную и справедливую политику. Но я убежден − и подтверждение тому − мое присутствие здесь, − что нужно об этом говорить, нужно как-то реагировать на российскую политику» [Цит. по: Хмелевский 2017]. За последний год примеры русофобии стали массовым явлением. Позитивное отношение ко всему русскому в странах Запада теперь, скорее, стало исключением из правил. В числе первых «пострадавших» от русофобии стали российские деятели искусств – певица Анна Нетребко, дирижер Валерий Гергиев, пианист Дмитрий Мацуев и другие – перед кем в первые же дни после начала СВО закрыли двери зарубежные концертные площадки, ведущие мировые театры. Следующими стали российские спортсмены, к которым в последние годы отношение со стороны международных спортивных организаций уже давно было предвзятым, а с февраля 2022 года их вообще перестали допускать к международным соревнованиям. Более того, организаторы и кураторы международных спортивных состязаний прямо выдвигают для российских спортсменов в качестве непреложного условия участия в подобных соревнованиях отказ от национальной символики (герб, флаг, гимн), требуют публично осудить политику России, выступить с критикой политического руководства своей страны. Сколько людей с российским гражданством или российскими корнями подверглись в течение последнего года разного рода дискриминациям даже трудно себе представить: российских студентов, обучающихся за рубежом, сразу же исключили из университетов только на том основании, что они являются гражданами России; огромное количество лиц, имеющих двойное гражданство (одним из которых выступает российское), после начала спецоперации были ограничены в реализации ряда своих прав (арестованы их банковские счета, некоторых сразу же сократили, уволили с работы и т.п.); торговые организации, организации общепита, бытовых услуг начали отказывать лицам, говорящим на русском языке или обладающим иными признаками принадлежности к России, в предоставлении услуг, продаже товаров. Заметим, что наиболее характерный признак фобии (фобически больного сознания) – это стремление избежать контактов с объектом фобии. Если это невозможно, то носитель фобии стремится вытеснить из собственного сознания предмет страха, исключить его из собственного духовного опыта. Наглядно это проявляется не только на индивидуальном, но и на коллективном, социально-историческом уровне. Такие практики использовались еще на заре человеческой цивилизации. Например, в Древнем Египте новые фараоны в прямом и переносном смысле стирали (скалывали) всякие упоминания о прежних неугодных властителях на всех доступных местах (гробницах, стелах и т.п.). Впрочем, подобные инициативы никогда не прекращались и на протяжении всей последующей человеческой истории в самых различных цивилизациях. Поскольку подобная стигматизация оказывает влияние на формирование дискриминационного отношения к целому народу, к стране, ее культуре, то можно утверждать, что русофобия выступает крайней формой социальной стигматизации. Необходимо выяснить причины такого повсеместного распространения русофобских настроений. Анализ причин следует начинать с указания времени формирования тех или иных причинных детерминант. Ведь, как известно, для того чтобы явление приняло свой завершенный вид, необходимо определенное время. Своеобразным лагом в этом случае выступает некий временной отрезок (несколько лет, десятилетие, век, столетия, тысяча лет). Та или иная хронологическая единица сама по себе не имеет собственного значения, а используется исследователем для указания на «историческую глубину» формирования самого исследуемого феномена. Можно выделить несколько хронологически разновесных детерминант, провоцирующих формирование русофобии: архаичные, древние, традиционные, новые, новейшие, современные. Архаичные детерминанты теряются в глубине веков, в процессах глобального переселения бесчисленных племен и народов, в масштабных цивилизационных трансформациях, в перманентном противостоянии различных культур, вероисповеданий. Конфликтное противоборство многочисленных народов, широкими волнами катившихся по историческому ландшафту Евразии, вот тот неизбежный реальный исторический опыт, отразившийся в народной памяти в виде мифов, легенд, сказок, пословиц. В плавильном тигле культурообразования формировались основные архетипы народного самосознания. Необъятный арсенал народной памяти служит основанием для гордости, восхваления, почитания своих богов, героев, лидеров. И это вполне понятно. Правильно рассматривать свой народ, свою страну, свое Отечество в качестве достойного примера. Правильно, пытаясь изменить свое настоящее в надежде построить лучшее будущее, обращаться к «образцовому опыту» прошлых поколений, искать у предков поддержки и одобрения. Однако абсолютно неверно превращать это благое желание в оправдание любых ошибок, заблуждений, имеющихся в собственной истории. «И что ты смотришь на сучок в глазе брата своего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?» (Мф. 7:3). Преступно использовать неизбежные разногласия, конфликты, противоречия, сложившиеся между народами на протяжении долгой истории их сосуществования, как некое основание для отрицания, исключения, подавления, истребления инакомыслящих, инакоговорящих, инаковерующих. Но именно это и является той почвой, на которой сегодня активно взращивается ненависть ко всему русскому (языку, культуре, истории). Древние детерминанты русофобии кроятся в становлении русского государства, в историческом противостоянии русских княжеств окружающим их различным племенным, предгосударственным и государственным образованиям, претендовавшим на славянские земли (как с Запада, так и с Востока). Становление централизованного государства в истории России неизбежно воплощалось в жесткое противоборство с этими образованиями, что естественным образом сопровождалось формированием унизительно-отрицательного образа своих врагов (впрочем, это характерно и для процесса формирования государств также и в других регионах). Прямое оскорбление, публичное уничижение ворогов (противников) считалось чуть ли не геройством. Не маловажным было то, что процесс становления русского централизованного государства проходил периоды острейших междоусобиц. Во многом это и провоцировало негативную самооценку русского народа. Это проявилось в своеобразном мировоззренческом расколе, наглядно выраженном в народных пословицах: с одной стороны, «до Бога высоко, до царя – далеко, нам просить о помощи некого», «на Бога надейся, а сам не плошай», а с другой стороны, «Без Бога свет не стоит, без Царя земля не правится»; с одной стороны, «что ни дается, все к лучшему», «чему быть, того не миновать», а с другой стороны, «не верь судьбе: спасение в борьбе», «на авось посеешь – после сам пожалеешь»; с одной стороны, «хоть церковь близко, да ходить склизко; а кабак далеконько, да хожу потихоньку», а с другой стороны, «даст Бог день, даст Бог и пищу». В общем «русский ни с мечом, ни с калачом не шутит». Традиционные детерминанты русофобии тесно связаны с процессом принятия православия на Руси. Нет нужды описывать всю долгую и противоречивую историю распространения православия на территории нашей страны, а также освещать глубинные основания православной веры, объяснять религиозную догматику православия. Отметим следующее: 1) православие является самым масштабным из традиционных религиозных вероисповеданий (в том числе и среди христианских конфессий) на территории нашей страны; 2) содержание православной веры исключает принципы насилия, жестокости, подавления иноверцев; 3) православная церковь имеет богатый опыт духовного сотрудничества с различными религиозными конфессиями, как общемирового уровня, так и с национально-народными вероисповеданиями; 4) историческое развитие православия возможно только на основе сохранения, укрепления традиционных ценностей («все под одним Богом ходим, хоть и не в одного веруем»). Именно эти обстоятельства во многом и вызывают раздражение русофобов. Новые детерминанты русофобии сложились после октября 1917 года (Великой Октябрьской социалистической революции). Когда появилась новая политическая реальность – Советская Россия, а затем и СССР. Успехи нашей страны в государственно-политическом строительстве, в формировании новых социально-экономических отношений, в развитии институтов образования и науки, достижения в области культуры и искусства, и, конечно, создание боеспособных армии и флота стали крайне раздражать и пугать предтечей современного «коллективного Запада». Можно с уверенностью сказать (предположить), что в период строительства в нашей стране социализма, у «коллективного Запада» возникла устойчивая фобия ко всему советскому («СССР – империя зла»), метастазические импульсы которой сегодня во многом питают и современную русофобию. Новейшие детерминанты сформировались после развала (распада) СССР. Цивилизационная катастрофа 90-х годов помимо всего прочего имела два следствия: 1) внутри страны (осколки СССР) произошел трагический слом традиционных (для носителей «советский культуры») ценностей, что стало мировоззренческой драмой (до конца не изжитой и до сегодняшнего дня) для нескольких поколений; 2) для внешних «наблюдателей» это стало плацдармом для исторического реванша над «московским медведем», долгожданной победой над «русским монстром». Каждый гражданин России, кто жил в ту драматическую эпоху, на себе испытал трагедию великой страны. (Каждый, кто наблюдал охоту «волков в овечьих шкурах», рыскающих по российским долам, городам и весям в поисках легкой добычи; каждый, кто слушал заклинания о демократии, открытости, свободе и гласности, произносимых на ведьмовском шабаше тогдашней власти; каждый, кто видел олигархический пир во время чумы; каждый, кто подвергся разрушительному урагану национально-политических страстей в бывших «братских республиках»; каждый, кто жестоко обманулся в своих наивных ожиданиях прихода действительной справедливости, – на себе испытал истину поговорки «не дай бог жить в эпоху перемен»). Современные детерминанты начали складываться в первое десятилетие XXI века и к настоящему времени оформились в своем классическом варианте. Особенность современной русофобии в том, что она стала масштабной, открытой, агрессивной, вульгарной. Она стала инструментом официальной политики для представителей многих государственно-властных структур в зарубежных странах. Конечно, у т.н. «коллективного Запада» на протяжении всей обозримой истории во взаимоотношениях с Россией было множество стрессовых ситуаций (войны, революции и пр.), которые стали неотъемлемым компонентом в «западном социогенетическом коде». Не исчезнувшие страхи прошлого становятся кошмаром для современности (страх победы коммунизма трансформируется в ужас перед Россией, русским миром). Без долгой и кропотливой работы, нацеленной на снятие (преодоление, минимизацию) фобических состояний, без сложных и иногда весьма болезненных для носителей фобии процедур, невозможно даже запустить процесс оздоровления. Сама по себе болезнь не исчезнет, но может принять более тяжелые хронические формы, приводящие к разбалансировке, а в конечном итоге к гибели всего социально-культурного организма. Следует иметь в виду, что описание вышеуказанных хронологических детерминант, провоцирующих формирование русофобии, мы оцениваем как рабочую объяснительную схему, не претендующую на методологическое обоснование их некоего онтологического статуса. Кратко рассмотрим факторы, влияющие на процесс активизации русофобии. Выделим три основных фактора: политический, социально-экономический, национально-этнический. Политическим фактором в развитии современной русофобии выступает зависимость многих государств (стран) от политического режима в США, которые используют это обстоятельство как средство прямого принуждения политических лидеров для поддержания антироссийской политики на международной арене. В случае непринятия данного диктата США (когда, например, политический лидер, руководствуясь интересами народа своей страны, выступает с собственными заявлениями по международной повестке) политическое руководство соответствующей независимой страны подвергается агрессивной стигматизации («смотрите все, вот они – русофилы!»). Лидеры суверенного государства, тем самым рискуют, в лучшем случае, кардинально изменить свой политический статус не в лучшую для себя сторону, причем не по собственной воле (внутренняя оппозиция, поддерживаемая соответствующими внешними силами, этому будет активно способствовать), а в худшем случае – исчезнуть с политической арены, или более кардинально – исчезнуть вовсе. Более того, если угрозу политическому диктату США представляет та или иная страна, то разрушению может быть подвергнута она сама, целокупно как субъект международной политики. Весьма характерно высказался в этой связи о политике США известный американский ученый и публицист Ноам Хомский: «Если выражаться юридическими терминами, то я считаю, что после Второй мировой войны были основания подвергнуть импичменту всех американских президентов либо как форменных военных преступников, либо как соучастников серьезных военных преступлений» [Пухальская 2010, с. 33]. С социально-экономической точки зрения русофобия выступает эффективным инструментом в продвижении своих товаров, в захвате выгодных рынков сбыта, в дестабилизации экономических связей, выгодных конкурентам. Более того, современная русофобия приобретает крайние формы, доходящие до прямого захвата или уничтожения чужой собственности (взрывы на Северных потоках), присвоения чужих финансов и прочих ресурсов. Создать образ врага, образ монстра, желающего подчинить своим зловещим планам наивное население той или иной страны – вот рабочая стратегия современных политэкономических технологов. Ноам Хомский в своей статье «Главные цели внешней политики США» открыто заявляет: «США, хотят «стабильности, подразумевая безопасность для «высших слоев общества и крупных иностранных предприятий». Если этого можно добиться способами формальной демократии – пусть так и будет; но если нет, то «угроза стабильности», каковой является добрый пример, должна быть уничтожена, прежде чем вирус заразит других» [Хомский 2014]. Институционализированная русофобия используется как основа официальных (государственных) социальных прожектов «коллективного Запада», направленных на удержание и укрепление своего гео-политико-экономического доминирования. Национально-этнические факторы формирования русофобии, как, впрочем, и других национальных фобий (например, синафобия (китаефобия), иудеофобия, индусофобия, арабофобия и пр.) имеют много общего и связаны с двумя, на первый взгляд, контрадикторными идеологическими установками, имеющими, тем не менее, общую ментальную природу – ужас собственной никчемности, ничтожности, страх персонального (субъектного) исчезновения. Во-первых, это идея исключительности, уникальности, неповторимости, избранности того или иного народа. Именно эта ментальная установка требует прямого указания на других людей («нелюдей»), на тех, кто мешает, кто подавляет, ограничивает развитие «нашей исключительности», на тех, кого не только можно, дозволительно, но и нужно использовать во благо собственного народа-племени, а если это невозможно, то их следует истребить. Современная русофобия отличается здесь своей «национально-предметной направленностью». В этом случае русофобия выступает способом формирования некоего «национального единения» против общего коварного врага. В качестве рабочего обозначения данный вид русофобии можно назвать «имманентной» («национально-имманентной»), так как она в своих «аргументах» (явных или скрытых) опирается на стратегию восхваления некоего аутентичного «народного духа», на «высшее национальное самосознание», другими словами, на собственно-национальные (народные) ресурсы. Во-вторых, русофобия питается также идеей наднациональной идентичности (приоритет глобального над локальным, всеобщего над единичным). В этом случае русофобия выступает инструментом формирования «общечеловеческого единения» против того же коварного врага «рода человеческого». В качестве рабочего обозначения данный вид русофобии можно назвать «трансцендентной» («национально-трансцендентной»), так как она опирается на аксиому фундаментального единства всех людей. Здесь национально-этнические характеристики (эти «отжившие», «устаревшие», атавистические признаки) не принимаются в расчет. Другими словами, данный вид русофобии ищет поддержку и самооправдание в том, что лежит за горизонтом (вне-, сверх-, над-) национальной идентичности. Именно отказ от традиционных национально-этнических ценностей, забвение историко-культурного, религиозно-конфессионального, духовного опыта своего народа, исключение (или даже прямой запрет) родного языка из практики повседневного общения, – все это служит инструментами насаждения идеологии вульгарного космополитизма. За внешним лоском бравурного космополитизма, за мировоззренческой приглядностью общечеловеческих ценностей (которые не только превратно и извращенно трактуются, но и агрессивно навязываются представителями этого «плоского космополитизма»), за захватывающей мифологемой всепланетарного (глобального) единства, за социально-экономическими калькуляциями миро-системного анализа, за юридико-правовой догматикой приоритета международного права, – за всем этим скрываются геополитические и экономические интересы конкретных государств и транснациональных корпораций. Процесс национальной диверсификации, запущенный идеологами наднациональной идентичности, приводит вначале к т.н. диффузной идентичности, а впоследствии и к формированию устойчивых «национальных фобий». Те, кто отстаивает свои национальные интересы, те, кто не хочет превратиться в «Иванов, родства непомнящих» и являются «законными целями» для русофобских атак. Действительно, русский народ (как цивилизационно-образующий этнос) обладает богатым историческим опытом, огромным национальным потенциалом развития, что, безусловно, обеспечивается не ущемлением других народов, населяющих Россию, а гармоничным принятием их в свое «национально-этническое поле», без стремления переделать на их свой лад, а, наоборот, это связано с установкой на заботу, поддержку и сотрудничество. Гармоничное многонациональное единство, мирное сосуществование, совместные усилия, направленные на сохранение и развитие всего поликультурного многообразия, является основным приоритетом для России не только в ее внутренней, но и во внешней политике. Именно это обстоятельство и служит источником ненависти и страха для русофобов. Набор возможных тенденций развития русофобии вполне логично связать с вышеуказанными факторами: политическим, социально-экономическим, национально-этническим. Отметим следующее: динамика этих тенденций имеет два аспекта: 1) темпорально-хронологический (время) и 2) регионально-топологический (место). Что касается первого аспекта, то, на наш взгляд, наиболее быстро-затухающей в своей временной динамике является социально-экономическая тенденция, а наиболее долговременной – национально-этническая. Тенденция, имеющая политический характер, не является ведущей (основной). Она, скорее, лишь усиливает или ослабляет прочие тенденции, не меняя их сути и направления. Поясним. Стратегия собственного экономического роста и социального развития за счет других (колониализм, расизм, апартеид, санкционизм и пр.) в настоящее время с неизбежностью терпит фиаско. Социально-экономическая структура современных обществ не способна эффективно функционировать и прогрессивно развиваться без постоянных, долговременных, взаимовыгодных контактов. Сегодня наиболее выгодно и перспективно выстраивать социально-экономические взаимодействия на основе концепции многополярного мира. Любые искусственно создаваемые препятствия на этом пути (а русофобия одно из таких препятствий) способны только замедлить, но не остановить социально-экономическое сотрудничество. В этом отношении как сама логика развития современных производственных технологий, так и функционирование институтов социального управления объективно требуют преодоления различных предубеждений, исключение навязчивых фобий. Конечно, в обществе помимо формализованных, рациональных и институционально упорядоченных социально-экономических структур и систем управления существуют и недифференцированные, иррациональные, антиструктурные, неформализуемые аспекты социального взаимодействия, которые при благоприятных для них условиях могут играть ведущую роль в социальных процессах, приобретать пусть и иллюзорную, но весьма высокую (экзистенциальную) ценность. Одним из таких аспектов является русофобия, являющаяся, по сути, мифологемой, активно навязываемой всему миру «коллективным Западом». Наиболее долговременной в своем осуществлении является национально-этническая тенденция. Более того, данная тенденция в течение некоторого времени может усиливаться. Это связано с глубинной исторической памятью народов, с теми образами, интуициями, эмоциональными переживаниями, всем комплексом ментальных состояний, которые вошли «в плоть и кровь» народа, стали его «национальной душой». При определенной подпитке, когда внешние (или внутренние) манипуляторы, используя миражи и иллюзии обыденного сознания, настойчиво «подогревают» неизжитые страхи и провоцируют мрачные переживания людей, ксенофобические состояния могут обостриться, а в дальнейшем перейти в хроникальную стадию. Именно это можно наблюдать в современной ситуации. Однако истинные лидеры (вожди) никогда не признавали исключительных прав и свобод только за собственным народом. Они как истинные патриоты смотрели выше и дальше обывательских стереотипов. Перефразируя Ф. Энгельса, можно с уверенностью сказать, что не может быть счастлив тот народ, который унижает другие народы. Второй аспект (регионально-топологический) раскрывает особенности распространения русофобии в ее, так сказать, пространственных характеристиках (государственно-административных единицах). В этой связи наблюдается неравновесное распространение русофобии. Предварительный анализ показывает, что наиболее агрессивно русофобия представлена в тех странах, которые в своих политических, социально-экономических интересах следуют в фарватере американской геополитики. Причем степень этой агрессивности напрямую не связана с географической близостью/удаленностью тех или иных стран-носителей русофобии от государственных границ России. Помимо собственно США наиболее концентрированно русофобия проявляется в Великобритании, в странах континентальной Европы (например, Германия, Франция, Польша, Чехия), в странах Прибалтики. Эти страны проводят последовательную враждебную политику по отношению к нашей стране. Усиливают запретные меры по выдачи виз российским гражданам, экспорту/импорту продукции, препятствуют свободе финансовых потоков (отключение российских банков от SWIFT), конфискуют находящееся за границей имущество россиян, аннулируют визы и т.д. и т.п. Как инструмент манипулирования массовым сознанием, русофобия предельно эффективно используется на территории Украины, принимая зловещие античеловеческие формы. В Восточно-Азиатском регионе накал русофобии менее значителен, однако, некоторые страны используют русофобию как новый инструмент в достижении своих старых целей (как, например, Япония, которая усиливает свои претензии к России, требуя освобождения и передачи Южно-Курильских островов). Необходимо отметить, что руководство нашей страны четко реагирует на это сложившееся и весьма непростое для нашей страны положение. Так, если в 2018 году в список недружественных стран в российском законодательстве были включены две страны (Чехия и США), то после начала СВО (в феврале 2022) в число недружественных было включено уже 48 стран. Причем, как отмечает пресс-служба российского правительства, перечень недружественных стран не является закрытым и может изменяться с учетом текущей международной ситуации. Способы преодоления русофобии напрямую взаимосвязаны с ее причинами, основными факторами и тенденциями развития. Политические инструменты противодействия русофобии сравнимы с хирургическим вмешательством, которое не столько устраняет причины болезни, сколько облегчает состояние больного. Безусловно, нельзя отказываться от богатого арсенала и возможностей политических институтов в минимизации русофобии. Для этого следует наращивать дипломатические отношения с традиционными и дружественными для нашей страны близкими соседями (например, Белоруссия, Абхазия, Монголия, Китай). Требуется выстраивать перспективную политику взаимного сотрудничества с новыми партнерами, причем не только в относительно ближнем зарубежье (например, Иран, Индия, Саудовская Аравия), но и со странами дальнего зарубежья (например, Бразилия, Венесуэла, Никарагуа, Куба, Таиланд). Богатым потенциалом в этом отношении обладают многие страны африканского континента (например, Алжир, Кения, Мозамбик, Египет). Социально-экономические механизмы противодействия русофобии аналогичны применению средств медикаментозного лечения, функция которых блокировать функциональность фобических состояний. Здесь не требуется ни останавливать, ни прекращать, ни консервировать социально-экономические связи с другими государствами. Бесперспективно также использовать стратегию изоляционизма. Стоит переориентировать, перенаправить или даже создать новые потоки движения товаров, услуг, технологий, капиталов, человеческих ресурсов, знаний (на примере практики развития ЕАЭС, БРИКС, ШОС). Национально-этнические способы противодействия русофобии имеют скорее терапевтическую цель. Именно когнитивно-поведенческая терапия русофобии требует постоянного внимания, неуклонной поддержки, профессиональных усилий со стороны не только соответствующих специалистов, но и самой широкой общественности. Немаловажным является то, что без глубоких изменений в мировоззренческих устоях, без масштабных духовных преобразований, без нравственной ревизии ценностных установок, без честного и открытого общественного диалога преодолеть русофобию в национально-этническом аспекте практически невозможно. Общество, которое на протяжении долгого времени поражено различными фобиями, представляет собой идеальный объект для всевозможных манипуляций (ментальных, идеологических, религиозных и пр.), конечные цели которых для самих манипуляторов вполне прозаичны (практичны, зримо материальны) – устранение возможных конкурентов, доминирование над соперниками, установление собственного господства. Конечно, процесс изживания русофобии несет в себе определенные риски и страдательные переживания для ее носителей. Когда, например, с целью позитивной сенсорно/когнитивной коррекции ментальной сферы у самих носителей фобии и для достижения наибольшего терапевтического эффекта требуется применять к ним т.н. принцип экспозиции (т.е. осуществлять прямой контакт носителя фобии с объектом его страха). Такой прием подобен процедуре погружения в состояние катарсиса. Именно катарсические переживания способны инициировать душевное пробуждение человека. Еще Аристотель утверждал в своей «Поэтике», что цель истинной трагедии (которая всегда мучительно переживается ее зрителями-участниками) состоит в очищении души посредством страданий от страха. «Трагедия есть подражание действию важному и законченному… и совершающее посредством сострадания и страха очищение (katharsis) подобных страстей» [Аристотель 1983]. В русской традиции этот принцип звучит по-простому – «клин клином вышибают». Безусловно, эти инструменты должны применяться комплексно, в качестве взаимосвязанных компонентов в единой стратегии противоборства русофобии. Самое важное в этом процессе – это нацеленность не просто на снятие внешних признаков (симптомов, проявлений) фобических состояний, а воздействие на саму ее сущность – паническое состояние страха, боязнь Чужого (Чужих), ужас собственной ничтожности. Это состояние сегодня становится чуть ли не духовной пандемией для «коллективного Запада». Продолжая медицинскую аллегорию, можно сказать, что последний нуждается в прививке от русофобии. Таким образом, можно сделать несколько обобщающих выводов. Во-первых, русофобия представляет собой некую экзистенциальную фобию, заключающуюся в том, что ее носитель, по сути, боится потерять свою собственную идентичность. Во-вторых, именно этот страх инициирует стигматизационные процессы, которые направлены на «культуру отмены» или, скорее, отмену богатейшей русской культуры. В-третьих, причины и факторы, определяющие распространение русофобии, указывают на ее временный характер. Можно с уверенностью утверждать, что плоды нашей культуры, достижения русской цивилизации невозможно уничтожить политическими решениями руководства каких бы ни было могущественных государств. Мировое сообщество, для которого истинными являются ценности духовные, а не принципы общества потребления, сможет противостоять распространению русофобии как крайней формы социальной стигматизации.

1. Аристотель. Сочинения: В 4-х т. Т. 4 / Пер. с древнегреч.; Общ. ред. А.И. Доватура. – М. : Мысль, 1983. – С. 651.

2. Бовина И.Б., Бовин Б.Г. Стигматизация: социально-психологические аспекты (Часть 1) // Психология и право. – 2013. – Т. 3. – № 3. – URL: https://psyjournals.ru/psyandlaw/2013/n3/63778_full.shtml.

3. Власова О.А. Социология человека Ирвинга Гофмана: личность как сопротивление социальному в теориях стигматизации и тотальных институций // Социологический журнал. – 2011. – № 4. – С. 5-19.

4. Журавлева Л.А., Зарубина Е.В., Ручкин А.В. Современная русофобия: ментальные истоки // Образование и право. – 2022. - № 8. – С. 146-153.

5. Журавлева Л.А., Зарубина Е.В., Ручкин А.В. Современная русофобия: ментальные истоки // Образование и право. – 2022. - № 8. – С. 146-153.

6. Пухальская Т.Н. Сущность стигматизации // Психологическая студия: сб. науч. тр. / под ред. С.Л. Богомаза, В.П. Волчок. – Витебск, 2010. – С. 175-178.

7. Стигматизация и ее проявления в современном обществе: коллективная монография / под общ. ред. С.Е. Туркулец. – М.: Изд-во Научный консультант, 2020. – С. 4-5.

8. Франкл В. Человек в поисках смысла. – М. : Прогресс, 1990. – 368с.

9. Хмелевский С.В. Феномен русофобии: социально-философский анализ // Социально-политические науки. – 2017. - № 2. – С. 55.

10. Хомский Ноам Как устроен мир. – М. : АСТ, 2014. – С. 26.

Система Orphus

Загрузка...
Вверх