All
 
|
 
 


Actual practice of linguist expert within the speech offenses: relevance and problems.
 
PIIS102694520015913-5-1
Publication type Article
Status Approved
Authors
Farida Akhunzianova 
Occupation: Associate professor at the Department of of philosophy, cultural studies and social communications
Affiliation: Kostroma State Universaty
Address: Kostroma, Mkr. Davydovskiy, 25-164
Abstract

Introduction. The article examines the current legislation on insult and linguistic expertise as an important way to establish the essential features of this offense. The legal structure of the offense seems to be rather vague. The adoption of the new phrasing of the plot of the article didn’t eliminate this ambiguity, but also caused the danger of an arbitrary broad interpretation of this legal norm and equally arbitrary judicial decisions in cases of insult. In this regard, the analysis of the existing and potential problems faced by a linguist expert in the production of linguistic expertise in cases related to personal insult is of particular importance.

Purpose: provide insight about the current moment and about the potential problems of linguistic expertise in lawsuits of insult.

Methods: empirical methods of description, interpretation; theoretical methods of formal and dialectical logic.

Results: analysis of the practice of forensic linguistic expert activity and commenting on Article 5.61 of the Administrative Offenses Code of the Russian Federation showed: 1) linguistic expertise is the main type of forensic expertise in cases of speech offenses; 2) the terms «denigration» (personality assessment), «indecent form» contained in the text of Article 5.61 of the Code of Administrative Offenses of the Russian Federation are not legally disclosed, because ofvarious linguistic approaches, they remain controversial and are difficult for unambiguous conclusions of an expert; 3) the innovation of the article, viz. the phrasing «another form contrary to the generally accepted norms of morality and ethics», creates a danger for an arbitrary broad interpretation of this norm and the issuance of the same arbitrary court decisions in lawsuits of insult.

Conclusions: the legislation establishes must clearly define the conceptual content of all the components of the objective side of offenses related to personal’s insult, at the same time, professional linguistic experts must develop a common understanding and a common strategy in solving these problems.

 

KeywordsLinguistic expertise, insult, denigration, personality assessment, indecent form, other form of expression.
Received03.12.2021
Number of characters17546
Download pdf To download PDF you should sign in
100 rub.
When subscribing to an article or issue, the user can download PDF, evaluate the publication or contact the author. Need to register.
1 В современной судебной экспертологии насчитывается более 20 классов экспертиз, а в них – десятки различных родов и видов. Это количество постоянно увеличивается за счёт регулярного появления новых родов и видов экспертиз. Например, в 2003 г. в государственных судебно-экспертных учреждениях Министерства Юстиции РФ выполнялись экспертизы по 22 родам, а в текущем году их число увеличилось до 31. Среди них под номером 12 вполне утвердившимся родом фигурирует лингвистическая экспертиза. Лингвистическая экспертиза имеет относительно недолгую историю своего развития. Так, согласно сведениям, предоставленным на официальном сайте Центра экспертиз при институте судебных экспертиз и криминалистики, словосочетание «судебная лингвистика» появилось в 1968 г., когда специальные знания шведского лингвиста Яна Свартвика впервые были использованы при исследовании показаний обвиняемого [1]. В России судебная лингвистика начала свое формирование в 1990-х годах и за несколько лет приобрела устоявшийся облик с достаточно четко выработанными задачами, методами, предметами и объектами экспертных исследований. Большой вклад в этот процесс внесли как отдельные ученые (А.Н. Баранов, Н.Д. Голев, М.В. Горбаневский, М.А. Осадчий, К.И. Бринев, М.В. Аблин, Ю.А. Бельчиков, Г.В. Кусов, И.А. Стернин, В.Ю. Меликян, Е.И. Галяшина, Е.С. Кара-Мурза, Т.В. Чернышова, Г.С. Иваненко и др.), создавшие теоретические основы судебного речеведения, так и целые организации, например: «Международная ассоциация судебных лингвистов (International Association of Forensic Linguists – IAFL)», «Гильдия лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам (ГЛЭДИС)», «Сибирская ассоциация лингвистов-экспертов» («СИБАЛЭКС»), «Ассоциация лингвистов-экспертов Юга России». Следует также подчеркнуть значимость Института судебных экспертиз МГЮА, одним из направлений деятельности которого является подготовка и обучение профессиональных экспертов-речеведов. Все сказанное свидетельствует о том, что лингвистическая экспертиза на сегодняшний день является не просто эпизодическим фактом, но процессуально и методически обоснованным экспертным исследованием речевых продуктов. Порядок назначения такой экспертизы, типовые вопросы, применяемые виды анализа – все это разработано, систематизировано и успешно применяется в практике досудебных и судебных разбирательств по гражданским и уголовным делам1. Вместе с тем до сих пор остаются нерешенными многие давние проблемы, связанные, прежде всего, с подходом экспертов-лингвистов к семантике произведений речи, а также проблемы, появляющиеся сейчас ввиду возникновения новых объектов для исследований и, как следствие, явной тенденции к интеграции гуманитарного знания. Представим данную проблематику на примере статьи 5.61 «Оскорбление» из Кодекса РФ об административных правонарушениях, которая в декабре 2020 года приобрела обновленную фабулу. 12 мая 2020 года по инициативе члена Совета Федерации А.А. Турчака и депутата Государственной Думы А.Е. Хинштейна на рассмотрение был внесен законопроект «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях (в части уточнения административной ответственности за оскорбление и клевету)» [2]. 30 декабря закон был подписан президентом РФ и опубликован за №0001202012300064 в официальных СМИ. Согласно этому закону, пункт 1 статьи был сформулирован следующим образом: «Оскорбление, то есть унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной или иной противоречащей общепринятым нормам морали и нравственности форме, – влечет наложение административного штрафа на граждан в размере от трех тысяч до пяти тысяч рублей; на должностных лиц – от тридцати тысяч до пятидесяти тысяч рублей; на юридических лиц – от ста тысяч до двухсот тысяч рублей» [3]. В экспертизах, назначаемых в рамках дел по данной статье, главные вопросы, на которые, как правило, отвечает эксперт-лингвист, сегодня практически перестали быть предметом дискуссий и связаны с выявлением негативной информации о конкретном лице, а также с оценкой приличности / неприличности языковой формы выражения. Понятно, что негативный смысл вербализуемых слов, создающий отрицательную оценку личности, чаще всего порождается неодобрительным компонентом значения языковой единицы и определяется в большинстве случаев с помощью словарей русского языка. Однако здесь и возникают первые сложности, которые продолжают оставаться актуальными. Одна из таких сложностей заключается в разграничении общественной и личной субъективной оценок. На это совершенно справедливо указывают многие лингвисты [4. С. 4], [5. С. 34–35]. Автору настоящей статьи пришлось столкнуться с данным аспектом в практике экспертной деятельности. Для исследования были предложены фразы, включающие в себя следующие высказывания о женщине-адресате: «лжемать», «как последняя потаскуха». Контекстное окружение высказываний не содержало в себе никаких языковых или иных маркеров, которые бы указывали на прямое, основное лексическое значение данных слов, т.е. на приписывание женщине осуждаемых общественной моралью действий и (или) образа жизни. Экспертом было отмечено, что посредством данных форм характеризовались отдельные проявления образа жизни адресата, ее действия в конкретной ситуации через языковое сопоставление с определенным образом, что является эмоционально-выразительным приемом речи. В рассматриваемом случае слова «лже-мать», «потаскуха» не давали обобщенную информацию о принадлежности называемого ими лица к какому-либо морально или с точки зрения закона осуждаемому типу (классу) людей, а просто сообщали об эмоциональной неприязни к номинируемому ими лицу, имели бранный характер. Это личная субъективная оценка, где все слова объединяются смысловыми компонентами, которые могут примерно быть переданы как 'женщина, которую я ненавижу, презираю’ – говорящий выражал свои негативные эмоции. В итоге на основании заключения эксперта судом было принято решение о том, что подобные оценки не являются общественными, они неуместны с точки зрения речевого этикета, культуры речи, подлежат моральному осуждению, но ущерба престижу личности такие слова не наносят и не подлежат правовому регулированию. Другая сложность возникает при исследовании коммуникативных ситуаций, в которых имеется нецензурная лексика. С одной стороны, существует относительно четкий критерий, отделяющий матизмы от прочих бранных и вульгарных слов и автоматически, без словарей, возводящий их в статус крайне негативной лексики. Список таких матизмов предложен И.А. Стерниным: «нецензурные обозначения мужского и женского половых органов (две единицы – на п.. и на м…), нецензурное обозначение процесса совокупления и нецензурное обозначение женщины распутного поведения на б…, а также все образованные от этих слов языковые единицы, то есть содержащие в своем составе данные корни» [4. С. 16]. С другой стороны, руководствуясь этим списком, некоторые эксперты определяют в качестве оскорбления любое употребление нецензурного слова, что нам представляется не совсем корректным. Возьмем, в частности, очень часто встречающийся в конфликтных высказываниях инвективный посыл «иди (пошел) на х**», вокруг которого сегодня образовалась настоящая дискуссия. В 2015 году большой резонанс вызвал конфликт между С.Н. Петручиком, инспектором ГАИ из г. Бреста, и водителем, приехавшим в город на ярмарку. Случай стал известен потому, что в ходе задержания водителя инспектор сказал тому «иди на х**». Ольга Фелькина, декан филологического факультета БрГУ им. А.С. Пушкина, провела экспертное лингвистическое исследование высказывания, в заключении которого указала, что данный посыл не может быть признан оскорблением, поскольку унижением личности может быть только ее оценка, а здесь речь идет о выражении эмоций, оценке поведения человека [6]. Общественность очень остро отреагировала на данное заключение. В сети кипели форумы, появилось много мемов, выступили и другие лингвисты. Так, например, эксперт-лингвист А. Акинина опубликовала на своем сайте и на сайте «Правдоруб» целую статью по поводу данного выражения, где, опираясь на словари Д.И. Квесилевича, А. Плуцер-Сарно, В.М. Мокиенко и Т.Г. Никитиной, совершенно справедливо указала на негативный смысл этого фразеологизма и отметила, что для понимания ситуации «нужен конкретный контекст». Однако затем, руководствуясь одним из 15 (!) значений фразеологизма, приведенных А. Плуцер-Сарно, а также рассуждениями Ю.И. Левина, А. Аникина пришла к неожиданному выводу о том, что «Выражение «Иди на х…!» содержит в себе резко негативную оценку адресата. Эта оценка выражена в неприличной (матерной) форме. Так что в широком смысле фразу в абсолютном большинстве случаев можно рассматривать как оскорбительную» [7], [8]. К сожалению, статья данного лингвиста, а точнее ее вывод, были восприняты некоторыми правоприменителями, прокурорами и адвокатами как безапелляционное руководство к действию, ввиду чего профессиональные эксперты до сих пор вынуждены вести с ними настоящую полемику, отстаивая примат объективности. Так, для очередной экспертизы автору настоящей статьи были представлены два высказывания: «с*ка»; «пошел на х**». Согласно протоколу судебного заседания, в Макарьевском районном суде (г. Макарьев Костромской области), данные высказывания были озвучены в контексте целостного выражения одним и тем же лицом – подсудимым Б. Анализ контекста высказываний показал, что слово «с*ка» было озвучено в завершение фразы «Я докажу, что я не совершал этого преступления…с*ка». Исходя из этого, эксперт сделал вывод, что оно не выполняло номинативной функции (не было обращением), не означало обобщенной характеристики какого бы то ни было лица и не относилось к какому бы то ни было лицу, имея междометный характер. Следовательно, в обозначенной коммуникативной ситуации данное слово выполняло функцию маркера определенного эмоционального состояния говорящего. Эксперт также отметил, что выражение «пошел на х**», безусловно, имеет негативный смысл, но было использовано в следующих значениях: – указание говорящего на неуместность просьб, требований, предложений или претензий кого-либо; – выражение говорящим сильного желания прервать любое взаимодействие или связь с кем-либо, чем-либо. Оба значения не подразумевают содержания негативной информации о ком-либо, т.е. данное высказывание также выполняло функцию маркера определенного эмоционального состояния говорящего, номинативная его функция была сведена к минимуму, выражение не содержало оскорбительных характеристик личности адресата. В итоге эксперт пришел к выводу о том, что, безусловно, высказывания «с*ка» и «пошел на х**» нарушают коммуникативные нормы общения, т.к. носят эмоционально окрашенный и отчасти провокативный характер, ориентированный на понижение ситуативного статуса оппонента (что является неотъемлемой функцией употребления матерной брани), однако при этом лингвистических признаков речевого акта оскорбления не прослеживается. Добавим, что подобные ситуации могут развиваться по тупиковому направлению, если правоприменители предварительно не консультируются с экспертами. Так, в минувшем году в Костромской области было возбуждено дело по специальному составу статьи «Оскорбление», который в отличие от основного состава остался в УК РФ в виде статьи 319 «Оскорбление представителя власти». Лицо, пребывающее в местах лишения свободы, в ходе перебранки с сотрудником исправительной колонии заявил последнему: «Ты заеб*л», что, согласно словарям, обозначает «утомить, надоесть, замучить» [9]. Никаких иных нецензурных слов или слов, обозначающих отрицательную оценку сотрудника, при этом не звучало. Следователь на основании наличия нецензурной лексики поторопился возбудить уголовное дело, однако специалист, к которому тот позднее обратился за комментарием, опроверг наличие признаков оскорбления, указав, что, несмотря на неприличную форму выражения, данное слово не содержит общественной оценки личности, обозначая личное неприятие заключенным происходящих с ним событий. В ходе судебного разбирательства специалист подтвердил свои показания, однако прокуратура с ними не согласилась и инициировала привлечение другого специалиста. Но и другой специалист согласился с первым. Тогда судом была назначена лингвистическая экспертиза третьему лицу – доктору филологических наук, имеющему более чем значительный стаж экспертной деятельности. Выводы эксперта оказались тождественными первым двум. В скобках отметим, что судебное разбирательство продолжается до сих пор. Возвращаясь к измененной фабуле статьи КоАП РФ «Оскорбление», остановимся на новации «иная противоречащая общепринятым нормам морали и нравственности форма». Думается, что если с неприличной формой выражения возникают проблемы, то данной формулировкой многие эксперты-лингвисты вообще будут поставлены в тупик. Законодатели не уточнили ни того, что следует понимать под противоречием общепринятым нормам морали и нравственности, ни того, что может быть этой «иной» формой. Здесь имеются следующие соображения. Во-первых, нормы морали и нравственности – понятия из области этики – сами по себе являются антагонистическими. Нормы морали человек определяет для себя сам, тогда как нормы нравственности диктуются социумом. При этом очень часто нравственный образ жизни человека не коррелирует моральным ценностям (вспомним знаменитое стихотворение Н.А. Некрасова «Нравственный человек»), и, наоборот, моральная целостность может потребовать нарушения нравственных установок. Очевидно, что здесь должен быть четкий ответ от научного и общественного собрания, что именно следует понимать сегодня под нормами того и другого. При этом нужно осознавать, что ввиду глобализации, культурной интеграции, вообще активного ускорения всех жизненных процессов данные нормы имеют способность интенсивно меняться: то, что было неприемлемо вчера, вполне допустимо сегодня. Современный российский шоу-бизнес – явный тому пример. Во-вторых, «иная» форма выражения также в перспективе уводит эксперта-лингвиста за пределы его компетенции, хотя бы потому, что помимо собственно устного или письменного слова, это может быть картинка, смайл, жест, взгляд и т.д. Оценивая их с точки зрения оскорбительности, эксперт, конечно, всегда может сослаться на знания из области паралингвистики, но достаточно ли их будет, если речь пойдет, скажем, о межкультурной коммуникации? Одно дело, когда речь идет, например, о распространённых на мировом уровне жестах, в частности, демонстрации среднего пальца руки (при прижатых других пальцах к ладони) в адрес кого-либо. Здесь, как нам кажется, лингвист-эксперт вполне может в пределах своей компетенции указать на то, что этот жест является аналогом вербального «fuck you» в англоязычных странах, имитирует мужской половой орган и означает грубое предложение адресату этим органом воспользоваться, а значит по иллокутивной функции данный жест приравнивается к ненормативной лексике. Другое дело, когда формы выражения мысли имеют сугубо национальную, этническую, религиозную или художественную специфику. Такие различия можно найти даже на языковом уровне. Скажем, в русском языке существует отдельная лексическая группа – зоосемантические метафоры, т.е. слова, отсылающие к названиям животных и подчеркивающие какие-либо отрицательные свойства человека: нечистоплотность или неблагодарность (свинья), глупость (осел), неповоротливость, неуклюжесть (корова) и т.п. Гильдия лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам (ГЛЭДИС) относит такие слова при условии определенного контекста употребления к оскорбительной лексике [10]. За рубежом значение подобных метафор весьма осложняется ограничительными рамками: конкретное сообщество, профессия, возраст, пол, религия и т.д. Например, согласно отдельным исследованиям, в тайском языке название «гиббон» используется для оскорбительного обозначения женского пола, «олень» – по отношению к геям и (или) транссексуалам [11], а в немецком языке, напротив, словами «теленок», «порось» подчеркивают возрастные стадии ребенка [12]. В Индии слово «корова» будет комплиментом. Невербальные же проявления вызовут еще больше сложностей. Убеждены, что в этом случае нельзя будет обойтись без помощи специалиста в области культурологии, т.е. потребуется комплексное заключение. Таким образом, в данной статье мы подчеркнули актуальность лингвистической экспертизы, особенно в рамках дел, связанных с речевыми правонарушениями, в частности с оскорблением, а также выделили при этом некоторые проблемы открытого характера, одни из которых постоянно возникают перед лингвистом-экспертом, другие будут возникать в связи с непродуманными изменениями в законодательстве. 1. См., например, такие работы, как: Баранов А. Н. Лингвистическая экспертиза текста. Теория и практика. Учеб. пособие. М.: Флинта: Наука, 2007. 592 с.; Бельчиков Ю. А., Горбаневский М. В., Жарков И. В. Методические рекомендации по вопросам лингвистической экспертизы спорных текстов СМИ. Сборник материалов. М.: ИПК «Информкнига», 2010. 208 с.; Галяшина Е. И. Судебное речеведение. Учебник. М.: Норма, 2020. 320 с.; Изотова Т. М., Кузнецов В. О., Плотникова А. М. Судебная лингвистическая экспертиза по делам об оскорблении. М.: РФЦСЭ, 2016. 90 с.; Как провести лингвистическую экспертизу спорного текста? Памятка для судей, юристов СМИ, адвокатов, прокуроров, следователей, дознавателей и экспертов / Под ред. М. В. Горбаневского. 2-е изд. испр. и доп. М.: Юридический Мир, 2006. 112 с.; Стернин И. А., Антонова Л. Г., Карпов Д. Л., Шаманова М. В. Основные понятия лингво-криминалистической экспертизы. Справочное пособие. Ярославль: Канцлер, 2013. 80 с. и др. 
1. 1. Sudebnaya lingvistika: kogda poyavilas' i kak razvivalas' (Ch. 1) // Tsentr ehkspertiz pri institute sudebnykh ehkspertiz i kriminalistiki [Ehlektronnyj resurs] // URL: https://ceur.ru/library/articles/lingvisticheskaja_jekspertiza/item351234/  (data obrascheniya: 04.07.2021)

2. 2. Zakonoproekt № 954048-7 «O vnesenii izmenenij v Kodeks Rossijskoj Federatsii ob administrativnykh pravonarusheniyakh» (v chasti utochneniya administrativnoj otvetstvennosti za oskorblenie i klevetu) // Sistema obespecheniya zakonodatel'noj deyatel'nosti. [Ehlektronnyj resurs] // URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/954048-7  (data obrascheniya: 04.07.2021)

3. 3. Kodeks Rossijskoj Federatsii ob administrativnykh pravonarusheniyakh ot 30.12.201 №195-FZ (red. ot 11.06.2021) // [Ehlektronnyj resurs]. Dostup iz SPS «Konsul'tantPlyus» (data obrascheniya: 04.07.2021). 

4. 4. Sternin I. A., Antonova L. G., Karpov D. L., Shamanova M. V. Vyyavlenie priznakov unizheniya chesti, dostoinstva, umaleniya delovoj reputatsii i oskorbleniya v lingvisticheskoj ehkspertize teksta. Yaroslavl', 2013. 35 s.

5. 5. Yaroschuk I. A. Lingvisticheskaya ehkspertiza : uchebnoe posobie / I. A. Yaroschuk, N. A. Zhukova, N. I. Dolzhenko. Belgorod : ID «BelGU» NIU «BelGU», 2020. 96 s.

6. 6. Ehkspert ob'yasnyaet pochemu «Idi na kh**» ne yavlyaetsya oskorbleniem // Virtual'nyj Brest // URL: https://virtualbrest.ru/news37787.php  (data obrascheniya: 04.07.2021)

7. 7. Akinina A. «“Idi na kh…!”: oskorblenie ili net?» // Lingehkspert. Lingvisticheskie ehkspertizy dlya biznesa i chastnykh lits. // URL: https://akinina-lingexpert.ru/idi-na-h-oskorblenie-ili-net/  (data obrascheniya: 04.07.2021)

8. 8. Akinina A. «“Idi na kh…!”: oskorblenie ili net?»// Pravdorub: professional'noe soobschestvo yuristov i advokatov // URL: https://user239811.pravorub.ru/personal/95184.html  (data obrascheniya: 04.07.2021)

9. 9. Russkij mat (Antologiya) / Pod red. F. N. Il'yasova (O. L. Arbatskaya, L. P. Verevkin, V. L. Gershuni, L. D. Zakharova, F. N. Il'yasov, L. S. Majkovskaya). M.: «Izdatel'skij dom Lada M», 1994. 304 s. 

10. 10. Tsena slova. Iz praktiki lingvisticheskikh ehkspertiz tekstov SMI v sudebnykh protsessakh po zaschite chesti, dostoinstva i delovoj reputatsii. 3-e izd., ispr. i dop. M. : Galeriya, 2002. 424 s.

11. 11. Chusuwan, K. Comparative analysis of modern abusive words derived from animal names in Thai, German and Italian / K. Chusuwan, R. M. Shamilov // Colloquium-journal. 2020. No 1–5(53). P. 45–47 (In Eng.). [Ehlektronnyj resurs]. URL: https://www.elibrary.ru/item.asp?id=42316657  (data obrascheniya: 04.07.2021)

12. 12. Szczek. J. Zum Beleidigungspotential der von Tiernamen abgeleiteten Personenbezeichnungen im Deutschen // Colloquia Germanica Stetinensia. 27. 2018. P. 171–183. [Ehlektronnyj resurs]. URL: https://www.researchgate.net/publication/329273742_On_the_subject_of_the_offensive_capability_of_German_personal_insults_created_on_the_basis_of_animal_names.  (data obrascheniya: 04.07.2021). DOI: 10.18276/cgs.2018.27-10

Система Orphus

Loading...
Up