Понятие рациональности – предмет для обсуждения в социологической литературе. Если определение рациональности обычно связано с оценкой используемых средств и ресурсов для достижения цели, то как распоряжаются рациональностью люди, и какое она имеет значение в осуществляемых действиях, трактуется авторами по-разному.

Для анализа понятия немаловажной остается область коннотаций, в рамках которой мы можем сравнивать его с другими семантически близкими к нему терминами. Если ограничиваться рациональностью как социологической традицией, связанной с понятием социального действия, то не могут остаться без внимания работы, которые апеллировали к наследию М. Вебера даже в незначительном объеме. С другой стороны, существует практически неосуществимая задача сравнивать рациональность с близкими по смыслу понятиями: логика, осмысленность, разумность, целесообразность, правильность и т.д. Это оказывается затруднительным, даже если ограничиться этой темой в рамках социологии. Например, хотя рациональность напрямую связана с понимающей социологией М. Вебера и в научном сообществе данные понятие и автор рефлекторны отождествимы, контроверзу в приспособленности людей к эффективному использованию средств в достижении цели можно обнаружить уже у его современника, В. Парето [Pareto 1920]. Очевидно, что между ними нет выраженного идейного противостояния по причине работы с разным концептуальным аппаратом: логические действия и рациональные действия. Однако, при этом они описывают связь между теми же средствами и целями. Разницу можно выявить только в том, с какой стороны авторы подходят к своим «действиям». Для В. Парето логические действия – это предмет изучения естественных наук, а нелогическими действиями должна заниматься социология [Pareto 1920]. В то же время для М. Вебера рациональные действия, в первую очередь, и иррациональные впоследствии – основной сюжет понимающей социологии.

Вследствие эпистемологического диапазона понятия рациональности, чтобы содержательно осветить его отдельную предметную область, требуются определенные ограничения [Brubaker 1984]. В данной статье остается важным изучение понятия рациональности через призму социального действия. Если быть более точным: запечатлеть смысловой переход от М. Вебера к Ю. Хабермасу в области социального действия и рациональности. Для того, чтобы это сделать, сперва стоит обобщить основные положения концепции М. Вебера в этом вопросе. Основная часть статьи будет посвящена описанию того, какое значение связь рациональности и социального действия получила в теории Ю. Хабермаса. В заключительной части будут даны основные сравнительные выводы относительно социального действия и рациональности.

По мнению М. Вебера социальное действие является основным предметом социологии [Вебер 1994]. Социальным может быть только целенаправленное и осознанное действие, которое адресовано другому индивиду. Непреднамеренные физические контакты индивидов не могут рассматриваться как социальные действия. Для того, чтобы социальное действие поддавалось научному исследованию, М. Вебер обращается к близкому к естественным наукам «идеальному типу» в своей концепции. Необходимость его внедрения связана с тем, что аналитические классификации реально встречающихся в жизни явлений требуют некоторой абсолютизации. В соответствии с этим имеющееся множество разнообразных действий разграничивается и фильтруется через типизации, где каждое деление репрезентирует отличительные от других типов характеристики. Пока не исчерпывается возможность вводить охватывающие предметную область типы, которые в то же время могут не согласовываться с «Бритвой Оккама», существует вероятность привнесения новых типов. С другой стороны, усложненные и громоздкие типизации могут отражать реальную действительность по всем ее критериям – по принципу «одновременно все и ничего». Таким образом, «идеальный тип» становится вспомогательным инструментом для познавательных целей, так как требует невероятного умственного труда для просеивания бесструктурного множества и привнесения индивидуального и опознавательного в то, что стало результатом разделения. По этой причине М. Вебер предупреждает об опасности беспечно разглядывать мир через призму «идеальных типов», так как он все еще остается неоднородным и разобщенным и не способен удовлетворить потребностям отыскать такие типы в жизни [Вебер 1990].

Модель социального действия у М. Вебера строится вокруг целерационального действия. Причина замысла кроется в прозрачности такого типа действия и его одновременной сложности. Оно выявляет себя через расчет условий и средств для достижения рационально обдуманных целей. Однако, сам расчет является производной индивидуального понимания рациональности. В свою очередь рациональным действие индивид может считать в зависимости от придаваемых ему смыслов. Понимание оказывается устремленным на те смыслы, которыми наполняет свое действие действующий субъект. Каждый эмпирический факт социального действия стоит рассматривать в границах его отклонения от целерационального действия по причине технического совершенства последнего. Практически каждое социальное действие имеет рациональные черты, однако, типизация действия происходит через количественное соотношение рационального/нерационального. По этой причине продуктивнее подходить к социальным действиям как заведомо рациональным и по мере изучения фильтровать их через другие типы [Вебер 1994].

Ценностно-рациональное действие связано с соблюдением ценностей, образа жизни, которые следует рассматривать как самоцель. В этом типе социального действия рациональность проявляется в модели поведения, которая при этом не ведет к каким-то ощутимым целям. Следование ценностям рационально по причине сознательного убеждения в необходимости их соблюдать. Соответственно, в сравнении с первым типом действия, ценностно-рациональное не может оцениваться как чисто рациональное действие, так как здесь присутствует только разумное отношение к средствам и условиям.

Традиционное действие колеблется между предельным состоянием в виде рефлекторных действий и ценностно-рациональным. В усредненном варианте традиционное действие – это следование привычкам, бессознательная реакция на повседневные стимулы. По этой причине традиционное действие редко подпадает под критерии социального: сознательные операции задействуются достаточно редко, следовательно преобладает уровень иррационального.

Аффективное действие также находится на границе рационального и в основном отвечает за эмоциональную составляющую. Их сближает с ценностно-рациональным действием отсутствие намеченной цели, при этом аффективное действие в том числе лишено спланированного расчета. Несмотря на философскую дихотомию сенсуализма и рационализма, в рамках модели социального действия аффективный тип может содержать в себе рациональные элементы, если было выполнено какое-то предварительное планирование поступка.

Как уже можно было заметить, рассмотренная модель социального действия напрямую связана с темой рациональности. В концепции М. Вебера социальное практически отождествляется с рациональным. Однако, при этом достаточно трудно вычленить из понятия рациональности все то необходимое, благодаря чему действие становится социальным. Рациональности М. Вебер уделяет много внимания, однако, при этом не дает подробного отчета относительно того, какая сторона этого понятия так актуальна для социального действия. То, какой видел М. Вебер рационализацию и какие последствия она имела для общества, при этом, помогает понять, с каким типом рациональности он связывает социальное действие [Шичалина 1999].

Рационализация, как макропроцесс, ознаменовывается наступлением бюрократического типа правления. Распространение бюрократического типа организации и управления в обществе также связано с «расколдовыванием мира» - нарастающей «секуляризацией и демифологизацией общественной жизни», упадком религиозного, мистического и магического влияния на различные процессы, которые связаны с принятием решений в узком смысле и мировоззрением в общем. Большее значение приобретает формальная рациональность, где обдумывание своего положения и будущих действий происходит в системе ориентации на достижение цели при максимальной эффективности от использования имеющихся в наличии средств и условий [Muller 2011]. При формальной рациональности каждое действие должно быть соотнесено с универсальными нормами и правилами. Преследуя цель быть формально рациональным, а значит, действуя целерационально, как это ни парадоксально, оказываешься в то же время заложником ценностной рациональности, где быть рациональным становится культурным феноменом, когда соответствие такому поведению рассматривается как признаки интеллектуальности, логичности и прагматичности.

Работы М. Вебера о модели социального действия, теории капитализма, рациональном типе господства и бюрократии воплощают в себе в первую очередь формальную рациональность [Епихина 2011]. И если М. Вебер видел положительную динамику от ее преобладания в обществе через усиление роли науки, техническом усовершенствовании жизни, более расчетливом и калькулируемом прогнозировании, она не была лишена и негативных факторов [Вебер 2016].

Отрицательные последствия связаны с сужением диапазона условий, способных влиять на принятие решений. Формальная рациональность воплощает в себе целеориентированное поведение, где выбор в пользу того или иного действия исходит из того, соответствует ли оно принятым правилам и регламентам. Ограничение поля зрения, как для сосредоточения на целях, так и для сужения перспективы, лишает возможности действовать исходя из других причин. Субстантивная рациональность, с другой стороны, является положением в отношении мира, где в область суждений вовлекаются общие ценности, мировозренческая позиция. Другими словами, в качестве основы этой рациональности видят: критическую позицию в отношении собственного поведения, расширение кругозора, выработку и корректировку ценностных стандартов. Быть преимущественно субстантивно рациональным в будущем, как считал М. Вебер, будет практически неактуально, так как формальная рациональность войдет более прочно в культурный код модерна, где социальные действия все чаще будут производиться исходя из расчета их соответствия целям [Скирбекк, Гилье 2001]. Трансформация понятия рациональности и модели социального действия Ю. Хабермасом, будет находиться в постоянной корреляции со взглядами М. Вебера. Однако, несмотря на оказанное им влияние на первого, множество позиций будет восприниматься критически. То, какой видел М. Вебер в своих работах рациональность, и как она связана с теорией социального действия, оказались одними из причин, побудивших Ю. Хабермаса к созданию собственной теории коммуникативного действия. С одной стороны, нельзя представить, что концепция коммуникативного действия была бы создана без помощи идей М. Вебера, с другой, она старалась превзойти ее по тем параметрам, которые Ю. Хабермаса в Веберовской теории не устраивали.

Как считает Хабермас, при имеющемся изобилии концепций действия в социологии, для составления полноценной и учитывающей это многообразие модели коммуникативного действия необходимо разделение социального действия на четыре типа [Habermas 1984].

Телеологическое действие всегда было центром философский теории действия. Оно определяет действия, направленные на достижение цели. В процессе этого действия учитываются условия, при которых оно совершается, конечная цель и ее реальная достижимость, интерпретация самого акта индивидом и того, как он трактует свою позицию относительно принятого решения. Телеологическое действие может быть расширено до состояния стратегического, где актор производит расчеты полученных выгод и издержек от ожидаемого действия. Этот тип действия часто рассматривается в утилитаристской манере: бихевиористские модели действия, ориентированные на решения и расчет подходы в социологии, экономике и психологии [Habermas 1984].

По мнению Ю. Хабермаса, телеологическое действие отражает отношения индивида с существующим положением дел. Во многом задача актора состоит в оценке текущей ситуации, в рамках которой производится действие и выявление рационального подхода к ней. Такой уровень рациональности связан с когнитивно-инструментальной направленностью при выборе перспектив. Человек нацелен на достижение наибольших выгод при минимальных издержках, в соответствии с этим отбор партнера и способ ведения отношений складывается из понимания имеющихся условий. В данном случае Ю. Хабермас видит два типа рационального отношения к миру. С одной стороны, индивид сталкивается с задачей приведения в соответствие своих убеждений и восприятия с данным положением дел, с другой стороны – насколько действующая реальность находится в согласии с его желаниями и интенциями [Habermas 1984].

Под категорию нормативного действия не попадают единичные акторы, и описание простых операций между двумя или несколькими индивидами. В рамках нормативного действия чаще описываются участники социальных групп из-за разделяемых ими ценностей. Нормативный аспект социального действия предполагает взаимные ожидания участников. Прогнозируемость реакции и самих действий являются результатом разделяемых обществом норм и ориентацией на их соблюдение. Соответственно, именно нормативный, а не когнитивный аспект позволяет делать предположения относительно будущих действий и реакций на них. В социологии нормативный аспект социального действия в большей степени отражен в концепциях ролевых моделей.

В сферу нормативного действия входят отношения агента не только с объективным положением вещей, но и с социальной реальностью, а именно ролевой моделью поведения. Помимо утилитаристского склада человека в стратегической модели социального действия, имеются референтные зоны, посредством которых индивид определяет себя в мире. В зависимости от того, на какие социальные нормы ориентирован агент и им соответствует (или не соответствует), его диспозиция выстраивается в корреляции с ними. Точно так же индивиды способны выстраивать взаимодействие друг с другом в той мере, в какой их набор социальных норм пересекается между ними [Habermas 1984].

Нормативное действие прибавляет к уже представленному в телеологическом действии «когнитивному» аспекту «мотивационный». Интернализированные ценности, воплощенные в нормах, являются стимулятором к действию. Они оказывают мотивационный импульс в ситуациях уравнивания потребностей с ценностным аспектом. Как и в телеологической стороне действия, в нормативной Ю. Хабермас выделяет два типа рациональности. Один связан с соответствием или расхождением мотивов и действий агента с существующим нормативным порядком. Второй тип заключается в соотнесении воплощенных в нормах ценностей с общими интересами и с теми, к кому они адресуются. Иначе говоря, в первом типе проблематизируются действия в связи с социальными нормами. Во втором – признание за нормами ранга легитимности.

К третьему типу социального действия Ю. Хабермас относит драматургическое действие. Оно выражает и не специфику действий отдельных индивидов, и не отношения, связанные с групповой принадлежностью. К нему относится перформативный характер взаимодействия актора с публикой. В каком-то смысле это может выражать как выступления перед аудиторией, риторикой самовыражения через взаимодействие. В этом отношении анализируются способы презентации и выражения собственного опыта через взаимодействие; степень подавления субъективного при требованиях должного выступления; того, как выстраиваются социокультурные рамки стандартизированных показательных взаимодействий [Habermas 1984].

Драматургическая сторона социального действия добавляет субъективный фактор в среду социальных норм и объективного положения вещей. Ранее до этого актор был изолирован от рефлексивного поведения, а драматургический аспект, наоборот, позволил в какой-то степени связать предыдущие типы в целостную картину. Трудности, которые связаны с этим типом социального действия, завязаны на неоднозначных доводах о происхождении перформансов. Выступления активируют с одной стороны имманентные желания и чувства, олицетворяя субъективную сторону индивида; они также могут расцениваться как стандартизированные формы выражения социальных норм или как когнитивные операции по достижению цели.

Наконец, коммуникативное действие отражает взаимоотношения по меньшей мере двух индивидов, которые нацелены на достижение понимания. Их обусловленное языком взаимодействие (вербальным способом общения), в конечном счете направлено на установление договорных отношений, результирующим действием которых становится консенсус [Habermas 1984].

Лингвистический параметр задействуется в предыдущих типах социального действия односторонне. В телеологическом действии актуализируется язык как средство достижения поставленной цели, придания интенции действиям, формирование убеждений – семантика эгоцентрических действий. Речевой акт в нормативном аспекте транслирует культурные ценности и является скорее инструментом легитимации общепринятого социального порядка [Habermas 1984]. Драматургическая область охватывает ту сторону языка, которая регулирует межличностные взаимодействия; иллокутивная и когнитивная сторона речи уравнивается до способа экспрессивного выражения перед аудиторией. Лишь в коммуникативном действии используются все возможности языка и семантически отношения происходят, затрагивая объективный, субъективный и социальный миры [Хабермас 1992]. В процессе их задействования индивиды договариваются об условиях общей ситуации и ее понимания.

Развитием коммуникативной модели действия становится разграничение типов рациональностей [Habermas 1987]. Ориентированные на успех действия Хабермас Ю. относит к инструментальному типу, когда они направлены на соблюдение технических правил и достижение эффективности внутри или в условиях конкретных ситуаций или событий. К стратегическому типу рациональности он относит ориентированные на успех действия в отношении других индивидов. При этом стратегическая рациональность также содержит в себе инструментальный тип. Разница состоит в том, что при инструментальной рациональности действия сперва нацелены на соблюдение технических правил и только в качестве потенциальной возможности могут соотносится с действиями других индивидов. Стратегический тип, в свою очередь, актуален преимущественно в социальных действиях, однако включает в себя оценку эффективности действия, осмысления процессов решения и т.д. Наконец, тип, который способен максимально использовать возможности социальных процессов – коммуникативный. По мнению, Ю. Хабермаса только через коммуникативную рациональность участники коммуникации ориентированы на достижение понимания, а не на эгоцентрические расчеты выгоды.

Стратегический тип рациональности может проявляться через нормативный, драматургический и даже коммуникативный тип действия, так как для получения выгоды от другого индивида может потребоваться проявление одного или сочетания нескольких типов действия. Коммуникативная рациональность способна проявиться только в коммуникативном действии, однако это не исключает сочетания других типов действий с ним. Достижение взаимопонимания в идеальных условиях выполнимо при возможности ведения коммуникации и при настроенных на достижение взаимопонимания индивидах. В зависимости от того, что оказывается рациональным для индивида при выполнении действий, влияет на условия их выполнения, причины выбора того или иного типа и конечную цель. С одной стороны, участников коммуникации можно распознавать по способам достижения своих целей – хочет ли индивид прийти к пониманию или успеху. С другой, в различных ситуациях эти типы рациональности перекликаются между собой [Habermas 1987].

Коммуникативная рациональность становится единственной ориентацией в действиях, направленных на достижения взаимопонимания. Переосмысление оснований коммуникации и рефлексивно выстроенная активность участников дает постоянный импульс к интеграции вновь проинтерпретированного мира. Обогащение «жизненного мира» ведет к критической позиции по отношению к вещам, которые ранее даже не поддавались рассмотрению, но при этом оказывающих постоянное воздействие на формирование представлений о них. Однако, если бы «жизненный мир» пребывал в состоянии единоличной субстанции, проявлению коммуникативной рациональности не препятствовали бы никакие силы [Habermas 1987].

«Жизненный мир» оказывается в тесном контакте с системой, которую Ю. Хабермас интерпретировал через функционалистское направление Системе свойственна инструментальная рациональность, которая соотносится с действиями, направленными на достижение цели и вообще является воплощением эгоцентрического духа. Хотя система обладает негативными коннотациями в дискурсе Ю. Хабермаса, он признает за ней равноправную часть целого. «Жизненный мир» и система сосуществуют вместе и формируют текущее состояние общества. Если к первому относится в большей степени символическая риторика, семантические аспекты речи, т.е. содержательная часть языка, культуры, то в рамках системы рассматриваются действия, обеспечивающие делегирование власти и оборот денег. Если на ранних стадиях общества, «жизненный мир» способствовал развитию системы, преобразовывал ее через решения, достигнутые в процессе диалога, на данный момент система регулирует себя как автономная сущность, которая внедряется в сферу «жизненного мира», тем самым оттесняя его на периферию общественного развития [Хабермас 1993].

«Жизненный мир» утрачивает свои позиции, система научилась адаптировать свои механизмы под структуры языка и культуры, тем самым овеществляя все то, что в рамках «жизненного мира» не могло быть представлено таким образом. Как считает Ю. Хабермас, «жизненный мир» не имеет объективных воплощений, так как его составляющие можно наблюдать только изнутри, система же имеет свое выражение в различных вещах, и их можно рассмотреть с внешней стороны. В этом смысле система старается заместить содержание «жизненного мира» собственными моделями, наделить все инструментальной рациональностью и продолжить развитие технических способов достижения целей. Если раньше публичные средства коммуникации, пресса были способами противостоять системе через коммуникацию, то в настоящее время все больше эти институты находятся под влиянием системы, не давая возможности критически осмыслить потоки информации. В связи с этим увеличивается количество поступающей информации, сознание фрагментируется как результат перехода от идеологий к деформацииИнформация оказывается перенасыщенной и разбросанной по всей медиасфере, «жизненный мир» не в состоянии оказывать сопротивление даже на уровне личного пространства – происходит провинциализация межличностной коммуникации [Хабермас1993]. Жизненный мир утрачивает свое влияние на развитие социальной системы и оказывается заточенным в границах частной жизни. Однако, даже в области межличностной коммуникации становится заметным внедрение системы, когда достижение понимания становится трудно достижимым вследствие распространения инструментальной рациональности.

Разъединение системы и «жизненного мира» на обособленные структуры ставит их в антагонистические позиции друг к другу. Чтобы достичь равновесия и не допустить перевес влияния системы, «жизненному миру» необходимо отстаивать свое значение особенно в тех структурах, где его расположение необходимо – в сферах семьи, общественных организаций, свободных ассоциациях. Необходимо транслировать коммуникативную рациональность в сферах публичного пространства, стремиться к достижению взаимопонимания. Для совершения этих действий необходимо «идеальное речевое пространство» - место, где взаимные перспективы связаны с поиском лучшего решения для имеющихся проблем и задач. В месте, где будет возможной коммуникативная рациональность – равноценное положение участников в пространстве, не нарушаемого влиянием власти, авторитета или силы. Хотя свободным ассоциациям не достает, как это ни странно, регулятивных принципов и формальной организации, в них во многом Ю. Хабермас видел воплощение принципа коммуникативной рациональности.

В теории коммуникативного действия Ю. Хабермаса заметно усложнилось концептуальное ядро рациональности: оно стало неразрывно связанным с типом социального действия, и вообще подверглось серьезным изменениям в сравнении с работой М. Вебера. Стоит тезисно отметить основные трансформации социального действия и рациональности:

• Коммуникативное действие как основной проводник социального действия. Это заметно особенно по тому, какими свойствами наделяет Ю. Хабермас коммуникативное действие. В определенной степени он даже отделяет его от остальных типов в силу его исключительности в вопросах поддержания социального в обществе. По истине социальными являются только те действия, которые направлены на достижение взаимопонимания.
• Модель социального действия М. Вебера ограничена стратегической рациональностью. Хабермас критиковал модель М. Вебера в первую очередь за то, что содержательно она лишена компонентов, отвечающих за социальное [Хабермас 2009]. Любое социальное действие в концепции может быть приравнено к действию самому по себе без потери составляющих. По этой причине рациональность, которая прослеживается в типах социального действия М. Вебера может быть только стратегической (инструментальной): действия ориентированы на успех в случаях, когда происходит калькуляция средств для выполнения цели. Ценностно-рациональное действие имеет смысл в случаях, когда есть стандарты поведения и нормы, следование которым остается самоцелью. Такую цель невозможно удовлетворить полностью, и в рамках стратегической рациональности она не может рассматриваться как эталонная.
• Схожесть субстантивной и коммуникативной рациональностей. Сравнивая предлагаемые выше типы рациональностей у М. Вебера и Ю. Хабермаса, можно обнаружить между ними наличие взаимосвязи. Субстантивная рациональность, если бы ее пришлось приравнивать к какому-то одному из типов социального действия, скорее будет ближе к ценностно-рациональному действию. С точки зрения формальной рациональности это действие неполноценно, так как оно актуально само по себе и не нуждается в сторонней цели.

Коммуникативная рациональность проявляется также в случаях «чистых» коммуникаций или «речевых пространств» - пока они нацелены на достижения взаимопонимания. Если вовлечь в сравнительный анализ разделение системы и «жизненного мира», можно также обнаружить, что субстантивная рациональность М. Вебера была бы возможна только в пределах «жизненного мира». Следование тем или иным нормам, оценка ценностных стандартов и рефлексия относительно положений, формирующих мировоззрение – процессы, происходящие в рамках повседневной жизни. Если предположить, что субстантивная рациональность возможна только в пределах «жизненного мира», она была бы связана с индивидуальными возможностями ее проявления. Коммуникативная рациональность в противовес ей актуализируется только в процессе общения с другими индивидами. В этих различиях наблюдается желание Ю. Хабермаса наделить социальное действие уникальными для него свойствами. Если и есть сходство в направлении обоих рациональностей в сторону смысловых, духовных аспектов; способность к их поиску, как считает Ю. Хабермас, просыпается только в процессе речевых актов, коммуникативной рациональности. После анализа понятий рациональности и социального действия у обоих авторов, можно сделать несколько заключительных сравнительных выводов:

• Социальное действие М. Вебера выстраивается с ориентацией на достижение цели. Коммуникативное действие Ю. Хабермаса в конечном итоге может быть успешным только при достижении взаимопонимания.
• Ю. Хабермас оценивает формальную рациональность, как пагубную в вопросах критического мышления, речевого пространства и в своем понятийном аппарате именует «инструментальной», связывая ее происхождение с природой системы.
• Свободный дискурс образуется только благодаря «идеальной речевой ситуации» - консенсусной и аргументированной коммуникации, свободной от негативных примесей других типов действия, к которым можно отнести насильственные способы давления, основанные на авторитете, традиции или силе.
• Проявление рациональности связано с разными типами действий. Учитывая тот факт, что модель социального действия представляет собой «идеальный тип», выполнение чистого целерационального действия или коммуникативного действия остается трудно осуществимым. Соответственно, охарактеризовать эмпирические факты как проявление того или иного типа рациональности также практически затруднительно.
• Наличие в субстантивной рациональности положительной динамики было недостаточным для М. Вебера фактором, чтобы прогнозировать в будущем ее преобладание. Одновременно с этим работа Ю. Хабермаса это в большей степени только надежда на изменение положения дел, где коммуникация станет прозрачным посредником отношений в обществе. С этой точки зрения обе концепции остаются ценными при полярных оценках перспектив: пессимистическая (или реалистическая) неизбежность распространения формальной рациональности и линейной логики «средства, условия – цель»; идеалистические настроения относительно эмансипации «жизненного мира» через публичную коммуникативную рефлексию.
• Понимающая социология М. Вебера выстраивается вокруг индивидуального восприятия рациональности. То, что может рассматриваться в глазах одного индивида как иррациональное, в то же время не обязательно будет таковым при оценке другого индивида. В этом смысле модель социального действия скорее является «камерной» и зависимой от того, как понимает для себя рациональность каждой индивид. В теории коммуникативного действия Ю. Хабермас в противовес М. Веберу отходит от индивидуально-центрированной рациональности, и старается ее изобразить в условиях макропроцессов как производное системы, которое беспроблемно усваивалось в обществе в роли целеполагания. Если инструментальная рациональность все еще связана с восприятием того, что видит успешным, и какими способами он достигает своих целей, коммуникативная рациональность способна проявиться только через определенное действие. Достижение понимания зависит от общего речевого пространства, где участники должны придерживаться коммуникативного действия. Помимо этого, коммуникативное действие в этом ключе должно выполняться только по его первоначальному замыслу – поиску истины через аргументацию, дискуссии.